С сумасшедшими надо говорить медленно, отчетливо произнося слова, не делать резких движений, не пытаться возражать. Когда папа только вернулся с заработков и рана на голове его поджила, Листик это усвоила накрепко. А чем отличается от её больного отца эта несчастная девочка?
–Тут Азалия. Свечникова Азалия, – Галя окрестила игрушку не только именем, но и фамилией, – Уроки. Учиться надо.
–Да, Галя, будь добра, собери товарищей на естествознание, – добродушно отозвался Олег Николаевич.
На уроках Ёлка, Листик и Иришка по неозвученной, но понятной договоренности, держались вместе. Проходило всё обычно, по-школьному, так что даже стала отступать тревога. Занимались в просторной комнате, расположенной на втором этаже аккурат слева от каморки завхоза. Из мебели в комнате была одна доска, явно самодельная с виду. Ученицы сидели полукругом на полу, на кофейно-коричневом ковре с прибитым временем плотным ворсом. По узору вроде тех, что на старинных глобусах и картах, можно было изучать географию или историю. У иришкиной грязнющей туфельки плыл по Антлантическому океану пухлый усатый кит с фонтанчиком на спине. Его оказалось весело незаметно гладить кончиками пальцев. Писали выданными тут же в классе карандашами на отдельных листах желтоватой бумаги. За отсутствием должных условий буквы и цифры выводили либо, полулёжа на ковре, либо сидя и подоткнув под лист колени. Текст наползал каракулями. Наглядным пособием служил птичий скелет, прикрученный к подставке-плашке тонкой проволокой. Олег Николаевич демонстрировал кости и объяснял особенности строения пернатых. Девочки в форменном что-то отвечали по прошлым урокам, поднимали руки, прося возможность высказаться, пытались подглядывать нужные строчки в старых записях, кидались, когда учитель отворачивался, синим стеклянным шариком, смеялись над шутками, дулись в ответ на замечания. С Галей их было одиннадцать, с новенькими – четырнадцать. Иришка сначала стеснялась, а после втянулась, начала несмело вворачивать реплики. На неё глядели с уважением. Листик слушала молча, новое старалась запомнить, делая пометки карандашом. Мысли отливали свежей изумрудностью. Ей всегда нравилось учиться. Ёлка, образование которой свелось к умению читать и писать, происходящее не понимала, а потому скоро заскучала. Она же и подметила, что иногда на окне возникали поскрёбушки. Замирали, улыбались беззубыми ротиками, а отвернешься – там снова пустой проём, словно и не было никого. Как добирались до второго этажа – бог весть. Остальные девочки то ли оказались увлечены занятием, то ли просто привыкли относиться к покойным как к очередной досадной глупости. Иногда беспорядок наводили бабочки, покидающие галины плечи и макушку. Яркие крылья мельтешили, бабочки метались по классу, и Галя вздыхала, откладывала медведя, хлопала в ладони и губы её безмолвно шевелились. Другие просто досадливо отмахивались. Рыженькая хихикала, тройняшки пытались отодвинуться. Было тихо и хорошо: говорили по делу, отвлекались в меру, слушали с интересом, учитель рассказывал без