Возмущения и вопросы лезли из меня гурьбой. Я едва сдержалась, только поглядела на него беспомощно и отступила вбок, едва слышно приговаривая:
– Вы знаете, что значит для меня эта лошадь? – всхлипывала я, потирая нос рукавом. – Нет, не знаете. Откуда же вам знать?
В воздухе витало ощущение какой-то неизбежности, обречённости на провал. Врачи нервничали, раздражались по любому поводу и работали неуверенно, будто сомневались в пользе своих действий. Как только подошёл м-р Балимор, они тут же оживились и с новыми силами принялись искать причину странного недомогания коня. Хоть всем своим видом говорили, что применили всё возможное, но бесполезно, и тем не менее не покладая рук продолжали суетиться возле Душки. На секунду мне стало легче от того, что м-р Балимор был рядом. Всё это время он отсутствовал из-за работы, отлучался по важным делам, но как только появлялось несколько свободных минут, он заглядывал, чтобы справиться о самочувствии Душки.
Пока м-р Балимор беседовал с врачами, я подобралась к больному обездвиженному телу лошади и, присев на корточки, просила его непременно поправиться, вспоминала наши тренировки и обещала ему выезд загород и долгие прогулки лесом, но он даже ухом не прял, а его глаза были плотно сомкнуты. Я тормошила его и гладила по шее, теребила гриву и чесала за ухом, но он не шевелился – так и лежал на боку с протянутыми тонкими ногами без малейшего признака жизни.
Врачи после тщательного затяжного осмотра, как один, пришли к мнению, что Душку сразила инфекция, но какая сказать затруднялись, а между собой они допускали вероятность пищевого отравления и склонялись к тому, что, возможно, с едой к нему попало огромное количество не то снотворного, не то другого седативного средства, способного свалить с ног даже лошадь. Я впервые узнала о том, что лошадей подкармливали вредными, опасными для их здоровья веществами, конечно, в допустимых дозах, чтобы в случае необходимости вводить их в состояние спокойствия, либо развивать в них силу и выносливость, якобы так улучшались показатели на соревнованиях, а шансы на победу увеличивались вдвое.
«Этого не может быть. Вы врёте!» – с диким возмущением вскричала я и пронзила ненавистным взглядом м-ра Балимора, от которого не ожидала ничего подобного. Я рвала и метала от вопиющей несправедливости, считая такое обращение с животными жестоким.
– Вы же подсыпаете им яд, – ругалась я. – И всё это ради наград?! Это нечестно и отвратительно!
М-р Балимор не искал подходящих слов в своё оправдание и не ждал от меня понимания. Он угрюмо сдвинул брови и пожал плечами, провожая любезно врачей из конюшни, и оставил меня