– Да, конечно. Вот только досадно, что я ничего о тебе не знаю.
В его глазах мелькнула грусть.
– А мы упущенное вскоре наверстаем, – выдала я сквозь улыбку и пошла в направлении серого дома, который огромными чёрными окнами смотрел на безлюдную площадь. Джон остался стоять в стороне у спуска в метро. Я в последнюю секунду передумала и решила пройтись до дома пешком. Джон тоже гулял с удовольствием, хоть у него имелась машина и коляска с возницей, но он любил бывать среди народа, смотреть на то, как он одет и чем живёт. Ни одна газета не могла осветить так новости, как простые местные люди. Он мог без всякого заговорить с любим, кто пришёлся бы ему по духу.
Джон кричал как оголтелый мне вдогонку, но покуда я сообразила, что к чему, он уже со мною поравнялся и опять заговорил. «Боже мой, – вздрогнула я, – неужели это снова он?» Мы неторопливо обогнули спящее здание, прошли ещё две опустевшие, но хорошо освещённые улицы и зашли за угол переулка. За нами ехал экипаж, и я догадывалась, что он двигался за Джоном, авось его сиятельство надумает проехаться, но нет. Джон провёл меня до дома, и распрощались мы у калитки. Он окинул равнодушным взглядом дом, в котором я жила, и ничего не сказал при этом. Уж его хоромы не сравнятся с этой деревянной развалюхой на задворках, но зато я сама оплачивала часть аренды и гордилась тем, что была никому не обязана.
Я пожала ему руку, на что он чмокнул меня в губы и со словами: «Теперь я знаю, где ты живёшь» запрыгнул в экипаж. Извозчик пронзительно свистнул, взвил хлыстом, и лошадь понеслась как оголтелая. «До встречи, милый незнакомец», – прошептала я и снова вышла на дорогу. Теперь я решила одна немного пройтись и развеется. Пустые переулки помогали мне спокойно думать. Я, вообще, любила ночь, когда было темно и безлюдно, когда никто не стоял над душой, не галдел, не бросал осуждающих взглядов. Люди ведь бывали разные: одни милые, добросердечные, а другие злые, неприветливые.
Я догадывалась о намерениях Джона и о том, что придёт моя очередь поведать ему о себе. И как же усмирить его любопытство, когда он вёл себя ненавязчиво, но одержимо, а рассказывать о себе мне было нечего. Я родилась в простой семье, где все работали ещё подростками. Мы жили всегда скромно. Нас никто не баловал. Моя жизнь была пустой, и вот, скопив немного денег, я рванула в большой город, чтобы учиться на стипендию, найти достойную работу и богатого жениха и, кажется, он подвернулся первым, но почему же я веду себя так отрешённо. Я отпугну его и всё. Мой дядя был прав, когда говорил, что с моим разноречивым характером будет трудно по жизни – как в воду глядел. Гордость и спесивость били из меня ключом всякий раз, когда ко мне подкатывал мужчина. Я думала, что им всем нужно только одно – увалить меня на лопатки и забраться ко мне под юбку, и что в итоге, я всё равно останусь одна, а так лучше пусть никто ко мне не прикасается.
Джон знал себе цену. Это он только делал вид, что такой общительный, располагающий к себе, чтобы подцепить