– Малышка, вот и ты! Пешком шла? Почему не предупредила, я бы встретил тебя! – засмеялся Колин, не выпуская Эмму из своих крепких рук. Она всегда была его малышкой, крохотным молчаливым другом, верным соратником.
– Па, я так скучала, – ответила Эмма, ей захотелось зареветь, но она с легкостью сдержалась. Это была ее суперспособность, ее и еще миллионов людей. Все они могли прятать свои чувства, не зная, как их показывать.
Они уселись прямо на пыльные ступеньки на крыльце. Эмма опустила голову на плечо Колину и провела рукой по деревянному перилу с облезшей растрескавшейся краской. Оно было теплым и сухим. Обычно же здесь было слишком сыро.
– Она здесь? – тихо спросила Эмма.
– Да, отпустили сегодня утром, – кивнул Колин.
– Так просто? Что там было? – Эмма уставилась на увядшие розы. Лил всегда любила розы. Любила так, как не любила никого из людей. А еще с каждым годом она была все ближе к смирительной рубашке и комнате с мягкими стенами.
– Она говорит, что ходила во сне. Ее врач это подтверждает, выписали ей новых колес, да и все. Она неисправима, – невесело усмехнулся Колин.
Он был просто чертовски прав, Лил любила выкинуть что-нибудь новенькое. Ей стоило побольше копаться в своем саду, чтобы не было времени и сил придумывать очередные выкрутасы.
– Пойду к ней, – Эмма поднялась и провела рукой по плечу Колина, а потом распахнула входную дверь и шагнула в полумрак родного дома.
Тот встретил ее скрипучим ворчание половиц и запахом отсыревшего дерева. Давно ее здесь не было.
– Мама, я дома, – прошептала Эмма.
4
Лил всю жизнь прожила в доме у озера. Она ненавидела покидать его.
Лил обожала химическую завивку на манер восьмидесятых и постоянно ее делала, словно других причесок не существовало.
Лил до ужаса боялась воды, говоря, что она невыносимо холодная.
Лил страдала тяжелой формой герпетофобии3. И с невероятным упорством прививала ее своим детям, в красках описывая, как ей казалось, что по ночам у нее в постели прямо в ногах копошится холодный клубок извивающихся змей. Она повторяла это снова и снова, пока не убедилась, что дочери, особенно младшая, начали бояться змей наравне с ней.
Лил ненавидела спагетти с томатной пастой. Если Эмма готовила их для себя, Лил подходила к ней и говорила, что ненавидит томаты. Снова и снова.
Лил не выносила физических контактов. Она никогда никого не обнимала, не целовала, не прикасалась вообще. Эмбер и Эмма ни разу не говорили об этом открыто, но каждая в тайне мечтала, что однажды мама просто