– Тебе не тяжело? – спросил он, подхватывая огромный баул, скатившийся с костлявого плеча и застывший на сгибе локтя.
– Нет, нет, спасибо, Липа, – тихо выдохнула она.
Ее дрожащая рука с выставленным вперед указательным пальцем застыла перед раскладкой цифр кодового замка. Она уже почти повернула крохотную головку и посмотрела на него с растерянностью и неловкостью, но он опередил ее в вербальном их выражении.
– Давай-ка помогу, – сказал Липа и быстро набрал код.
– Спасибо, – вяло улыбнулась она, сунув руку в карман куртки и протянув ему дорогую шоколадную конфету с воздушным рисом.
Липа поджал губы и кивнул, изобразив что-то наподобие благодарной улыбки. Писк смолк, когда он толкнул дверь калитки.
– Тебе говорили когда-нибудь, что ты ангел, Лида? – спросил он, убрав конфету во внешний нагрудный карман джинсовой куртки.
– Давно уже не говорили, – отозвалась девушка с усталым жеманством в тонком голоске.
– Тогда я тебе это говорю, – сказал Липа. – Лидия Котеева, ты ангел, посланный нам во спасение.
Холодной рукой она будто как обычно огладила его щеку и, потупив блаженный взгляд, прошла вперед. Липа не предал значения этому странному жесту. Он привык, что к нему прикасаются. Ему это даже нравилось, потому что это очень ценно, когда тебя касаются с хорошими, добрыми мыслями, а у Лиды они были именно такими. Липа посмотрел вслед прекрасной девушке, которая неуверенно, но прямо шла навстречу смерти. Развод четы Котеевых ударил по их детям с силой ядерного взрыва, и заметить это было нетрудно, потому что ударная волна прокатилась и по всем даже косвенно не причастным лицам. Вся школа трубила об их младшем сыне, который вот уже больше года молчал как рыба об лед, а недавно беззастенчиво свернул шею бедному попугайчику из живого уголка прямо на глазах третьеклассников. Те орали как резанные, и классная руководительница от своих воспитанников далеко не ушла, а Лешка молчал, хотя кол на голове теши. Старшая же дочь Котеевых выбрала более элегантный и жестокий способ психологического самоуничтожения – она отказалась от еды. Все началось с малого и будто бы незаметного, как всегда и начинаются большие беды. Сначала просрочка по оплате завтраков на ее имя, потом отказ дежурить в столовой, а затем и вовсе никто не мог вспомнить, чтобы Лида съедала хоть кусочек на перемене из тех контейнеров, что носила с собой, а затем она просто стала раздавать еду всем подряд как мать Тереза. Только вот сама она никогда не ела. Как святая мученица она тенью бродила по коридорам, пугая всех подряд, от техничек до учителей. Ее упрямство в отказе от удовлетворения первичных потребностей любого человека граничило с