– Давай, давай, мы сейчас всё исправим, правда? Мы пойдём и всё исправим. Всё будет в порядке, – нашёптывала Тихоня, и я слушалась её.
– Что?.. Но как? Как я могу всё исправить? Мне страшно…
– Давай просто попробуем, хорошо? Иди на кухню, возьми нож.
И что-то заставляло меня подниматься среди ночи и действительно идти на кухню. Слёзы ручьями текли по моему лицу, я понимала, что происходит что-то ненужное, но не могла остановиться. Остатками своего сознания я могла лишь немного управлять происходящим, и поэтому я брала не нож, а макетное лезвие, проговаривая:
– Хорошо, вот нож, только отстаньте.
– Р-р-р-режь, р-р-р-режь, – просыпался Злыдень. Я буквально чувствовала запах его вспененной от бешенства слюны и горячее дыхание на своём затылке, и меня охватывал цепенящий ужас. Я начинала резать.
Но резала я не по внутренней части запястий. Проводила лезвием плашмя по тыльной стороне рук, словно смычком по расстроенной скрипке, зная, что так я не причиню себе настоящего вреда.
– Вот, я режу. Я режу! Пожалуйста, только хватит.
– Чмошница. Ты не знаешь, как надо резать? Ты не умеешь держать нож в руках? Ты хоть что-то в этой жизни умеешь делать нормально? – воспалялся Критик, искренне раздражаясь моей криворукости в этом вопросе.
Какое-то время все трое каждый на свой лад подталкивали меня к более активным действиям, но каждый раз у меня получалось откупаться малой ценой исполосованной кожи. Эти следы я закрывала длинными рукавами. Пока однажды отчим не взял мой макетный ножик, чтобы что-то там разрезать. Лезвие было в бурых пятнах окислившейся крови: очередной эпизод случился буквально той ночью, и я не успела уничтожить следы.
Дядя Митя сразу же задрал рукава кофты и пришёл в бешенство, увидев расцарапанные руки. Тогда он буквально сорвал с меня кофту целиком: следы покрывали руки до плечей, часть живота, боков. Отчего-то он страшно разозлился. Хлестал меня моей же кофтой по голому телу и шипел:
– Что это за хрень ты творишь? Как это называется? Что за хрень, отвечай?
Я могла только мычать что-то невнятное в ответ, хоть как-то прикрываясь руками. Отчим загнал меня в угол комнаты, тыча уже испачканной кровью кофтой в лицо, как котёнка в мокрый ковёр. Другой рукой он щёлкал меня по спине и по рёбрам, и от этих щипков я непроизвольно смеялась, словно от щекотки, что привело его в ещё большую ярость…
Не помню, чем это закончилось. Скорее всего, я потеряла сознание. Но с тех пор он почти никогда не говорил со мной и не смотрел в глаза. И только время от времени, сжимал мою руку так, что из царапин начинала сочиться кровь. Сжимал и пристально смотрел мне в глаза: выдам ли я свою боль? Я старалась непринуждённо улыбаться в ответ и потом шла переодеваться – рукава приходилось вечно застирывать.
Глава 6. Аня
Наверное, я просто отчаянно хотела быть кому-нибудь нужна. Чтобы человек сказал мне: «Не могу без тебя». А само