Что из себя представлял неживой ныне босс департамента общественных связей госкорпорации «Энерготреш» с годовым доходом под миллион долларов, в летнем клетчатом сине-кофейном casual от Brioni без галстуков, лаков, с идеально вмятым в голливудские зубы хот-догом, Чечкин теперь затруднялся ответить. Его коллеги, те самые, с плоскими лицами, – как на подбор: строго-тоскливые Zegna с бессмертием на фитнес-коже. Они искренне сожалели, что не разглядели в Василии фаст-фуд при жизни. Бедолаги. Носить им в себе. Траурной кислотой выделялись разве «фанаты «Зенита». Только сейчас фантомная память опознала в них забытых товарищей-политтехнологов. Хогвартс фактически. Было в лихие годы: выбирали творчески, по понятиям, а не по разнарядке со скучными штампами… И ни одного подчинённого. Или им стало тошно от последней идиотской выходки начальства, или панихида совпала с дедлайном: как раз готовились к поглощению строптивого сибирского монополиста. Сам бы не пошёл. Простительно.
«Интересно, какие были трусы?» Знал бы, надел что поприличнее. «Фу-у!» Подумалось о том самом. «Да нет, испугаться вроде бы не успел…»
Трудно быть начальником. А когда начальник начальника – дебил, лучше и вовсе не быть… Из журналистики Чечкин переметнулся руководить пресс-службой металлургической корпорации, в СП32, владевшее заводами по всей России. До того он «мочил олигархов» в вечёрке, а они подсылали работяг с династиями, влекли огнедышащей плавкой и «внутренней кухней» – Лондонской биржей металлов. И проникся. Искренне. Магией литья, омарами на Пикадилли, зарплатой в у. е. Ну, ОК, выкупили за идею и бонус. Ошалело журфаковское тщеславие… Вработался. И всё бы хорошо, кабы не зам генерального по кадрам, курировавший внешние связи. Прислал неизвестную невинно-стервозного образца, вроде бы в помощь. Ножки еле умещались под рядовой офисный стол, а грудь никуда не вмещалась. И с такими-то данными, естественно, юбочку носила до самого-самого, а улыбочку – до игнора. И что бы ни поручал ей Чечкин, сидела, уткнувшись в монитор, и реагировала лишь на звонки протектора. Бесили друг друга знатно, совершенствуя мимику и пополняя словарный запас. Гуманитарии-таки.
– Слушай, – через пару месяцев холодной войны сдался Василий. – Я уже ненавижу и контору, и Питер, и эту страну ненавижу. Я готов хоть к пингвинам!
– И я! Лишь бы тебя не видеть.