– Нет, – смущённо ответил я. – Откровенно говоря, даже не знал, что такой проводился.
– Вот видите. А я была на одном вечере. Немцев было много – полный зал, а русских только двое: офицер из комендатуры и ещё один, который выступил с небольшим докладом и призвал к укреплению германо-советской дружбы. Потом один молодой человек, а на встрече была в основном молодёжь, спросил его прямо из зала: «Почему вы всё время говорите „дружба“, а на деле делаете всё наоборот, запрещаете своим солдатам и офицерам встречаться с нами?» Так вот, этот офицер ничего не ответил по существу вопроса и только снова призывал укреплять дружбу. Правда, концерт в заключение вечера был очень хороший, особенно ваш военный ансамбль с песнями и пляской.
Девушка держалась просто и уверенно, словно она знала всё наперёд, а с офицерами оккупационных войск встречается ежедневно.
– Тем более запретными являются рестораны, Вальтер. Там за каждым столиком сидит по шпиону или шпионке, что, конечно, опаснее, так как русские почти лишены женского общества, а вы ведь знаете, что там, где чёрт не справляется сам, он посылает женщину. Так вот, все эти шпионы и шпионки только и ждут, когда кто-нибудь из офицеров придёт в ресторан, чтобы заполучить в свои сети доверчивую русскую душу.
И Лени громко рассмеялась.
– Просто удивительно, если правда за вами, а мне кажется, что так оно и есть. Чего вам тогда бояться!
Лени продолжала лукаво улыбаться, а мне на секунду показалось, что не расставляются ли здесь сети для доверчивой души одного русского майора, но долго размышлять над этим было некогда, и вслух я ответил:
– Мне кажется, что это делается, чтобы в будущем изменить взаимоотношения наших народов, так много воевавших друг с другом. Сперва оградить побеждённых от назойливости, наглости и даже насилия со стороны победителей. Без этого нельзя, слишком свежи в памяти жертвы этой кровавой войны. Потом же ввести эти отношения в рамки равноправия.
Я говорил медленно, часто с трудом подбирая нужные слова и внутренне про себя удивлялся: как это у меня получается, ведь эти мысли только что пришли мне в голову? Мне было трудно строить длинные фразы по-немецки, да и словарь этих предложений был на пределе моих познаний немецкого языка. Это давало мне возможность подумать, а закончив, поверить, что это действительно так.
– Мне не приходили в голову подобные мысли. Возможно, что это действительно и есть настоящая причина или, вернее, одна из причин. Боюсь только, что этот период будет длиться ещё очень долго, и мы с вами успеем состариться, Вальтер.
Слова эти, произнесённые несколько грустно, почти с сожалением, позволяли мне надеяться, что Лени вообще-то не возражала, чтобы это время наступило поскорее, пока