Еще в саду есть обложенные кирпичными зубчиками цветочные клумбы, где растут красные и лиловые маки. К осени от них остаются сухие коробочки, полные мелких коричневых семян. Их никто не рвет. Полевой мак – не садовый, на плюшки не годится.
За клумбами длинный ряд кустиков войлочной вишни, которая вообще-то слива, но называется «вишня» – не знаю почему. Листья у нее снизу покрыты серебристым пушком, наверное, чтобы ягодки не мерзли. Ягод много – куст за день не объесть, а их вон сколько! Что не съедают ученики, берет себе Михалыч – школьный сторож, хмурый неразговорчивый дед. Зачем ему столько вишен? Бабушка говорит, варенье из них так себе… костлявое.
В сухую погоду сторож поливает клумбы из шланга. Михалыч вредный – нипочем не даст шланг подержать, а то и водой окатит. А она, между прочим, из колонки – ледяная!
Дальний конец сада упирается в глухую кирпичную стену. Там растет дуб-исполин. Его мощные корни выпростались из земли и обросли зеленой бородой мха. Тяжелые суковатые ветки вздыблены к небу так высоко, что тень их почти не касается земли, где солнечно-желтые брызги одуванчиков пятнают высокую траву.
Прислоненная ивовым боком к извилистому дубовому корневищу, стоит моя корзина. Ее надо набить травой – любой, кроме лютиков, лопухов и куриной слепоты. Для наших кроликов.
Ужас до чего прожорливые звери! Им травы надо – как корове! Я уж и сорняки в огороде оборвала, и пыльную зелень возле чужих заборов, а кроликам все мало.
Коленки и подол сарафана замараны травяным соком, руки в млечных пятнах, оставленных желтыми цветами, а в корзине все еще пустовато. Может спеть? Нет, что-то я нынче не в голосе. Хотя стесняться некого – летом в сад никто не заглядывает. В одиночестве ползаю под деревьями, волоча за собой тяжелеющую ношу. Последняя охапка – и все!
И тут на садовой дорожке, скрытой от меня высокими кустами, кто-то, понизив голос, говорит:
– А ты подальше от чужих глаз закопай.
От неожиданности трава выпадает из моих рук.
– Пода-альше… – раздумчиво тянет другой – Михалычев голос. – Под дубом закопаю – в самый раз будет. Место тихое, не ходит никто.
– Вот и ладно, – соглашается первый. – Да смотри, в одну кучу все не кидай. А как зароешь, место отметь – прутик воткни.
– Учи ученого! – обидчиво бурчит Михалыч.
Стараясь не шуршать, тихонько раздвигаю ветки кустов: по дорожке удаляются Михалычевы сапоги и стоптанные, тараканьего цвета, ботинки школьного завхоза. Прячась за кустами, крадусь следом, но завхоз заводит скучный разговор о новых партах, которые привезут осенью к школьному юбилею.
***
Тяжелая корзина путается под ногами и царапает голые лодыжки, мягкая дорожная пыль набивается в сандалии – я тащусь домой и думаю. Что Михалыч собирается закопать возле дуба? Неужели клад?! Догадка крепнет с каждым шагом. Конечно клад, что ж еще! В моем взбудораженном уме возникают горы тусклых старинных монет,