Whispers of immortality
(Tomas Eliot)
Webster was much possessed by death
And saw the skull beneath the skin;
And breast less creatures under ground
Leaned backward with a lipless grin.
Daffodil bulbs instead of balls
Stared from the sockets of the eyes!
He knew that thought clings round dead limbs
Tightening its lusts and luxuries.
Donne, I suppose, was such another
Who found no substitute for sense,
To seize and clutch and penetrate;
Expert beyond experience,
He knew the anguish of the marrow
The ague of the skeleton;
No contact possible to flesh
Allayed the fever of the bone.
…..
Grishkin is nice: her Russian eye
Is underlined for emphasis;
Uncorseted, her friendly bust
Gives promise of pneumatic bliss.
The couched Brazilian jaguar
Compels the scampering marmoset
With subtle effluence of cat;
Grishkin has a maisonnette;
The sleek Brazilian jaguar
Does not in its arboreal gloom
Distil so rank a feline smell
As Grishkin in a drawing-room.
And even the Abstract Entities
Circumambulate her charm;
But our lot crawls between dry ribs
To keep our metaphysics warm.
Суини Эректус
(Томас Элиот)
«Вокруг деревья сухие и листья опали.
Пусть буря ревёт и терзает скалы,
а позади меня остаются пустынные дали.
Смотрите девки, мы их долго искали!»
Оставьте меня в неизвестных Кикладах,
нарисуйте меня в неприступных скалах.
Покажите мне берег с пещерным бризом,
где столкнулись моря с оглушительным визгом.
Покажите Эола мне в облаках,
пусть бурю вызовет на небесах,
чтобы всклокочить Ариадны волоса
и наполнить попутным ветром паруса.
Ранним утром пробуждались части тела,
Навсикаи, Полифема, персонажей Гомера.
Жестами в постели вовсе без слов,
поднимался пар от опавших листов.
Сухие веки, реснички с волосами,
расщепляются сонными глазами.
Вот овал лица обнажился зубами,
задвигались бёдра с прямыми ногами.
Лёжа на спине, да вверх ногами,
выпрямляя колени от бедра до пятки,
вцепившись в подушку своими руками,
трясли кровать, кончая в припадке.
Суини вскочил, чтобы побриться
с пеной на лице, не успев умыться.
Широкозадый, розовый до основания,
знал темперамент женского признания.
История длинная тень человека,
сказал доктор Эмерсон где-то.
Никто не видел Суини силуэта
в предзакатном отражении света.
Не прикоснулась бритва к ляжке,
ожидая пока утихнут визги объятий.
Колотилась и дышала очень тяжко,
Эпилептичка на своей кровати.
Дамы себя вовлечёнными считают
и в коридорах борделя пропадают.
Найдите свидетелей присутствия
и обесцените вкус их отсутствия.
Замечаем, что истерия всегда неприятна
и неправильно может быть всем понятна.
Мадам Тернер сообщает встревоженно,
что в этом доме нет ничего хорошего,
но Дорис возвращается из ванны,
шатаясь на ногах, и, как-то странно,
словно припудрив себе чем-то нос,
аккуратно ставит бренди на поднос.
Sweeney Erect
(Tomas