– Не веришь… ну ладно, газету поднял, помог старику, на том и спасибо, – он демонстративно ложится на спину, отвернувшись от меня, и снова принимается читать свою газету, нацепив очки на нос.
Я пожимаю плечами и тоже ложусь, включив музыку. Регги успокаивает меня, и я незаметно засыпаю. Видимо, сказалась бессонная неделя, когда я каждый раз боялся уснуть, пока сон не одолевал меня уже ближе к утру. Просыпаюсь от шороха, поезд стоит без движения. Какая-то из промежуточных станций. За окном темно, сосед собирает свои нехитрые пожитки и выходит из купе. Я смотрю за ним из-под полуприкрытых век, не выдавая того, что проснулся, и не прощаясь с ним. Не знаю, заметил ли он, что я не сплю, но, по крайней мере, он тоже уходит молча, не говоря ни слова. Через пару минут поезд снова трогается, и под мерный перестук колёс я снова плыву по реке сна.
Глава 5
Грустно как-то совсем стало без них мне. Хотя не грустно, наверное, а пусто даже. Жили-были деды, и нет их. Ну, не деды, конечно, а бабушка с дедушкой, но я их так всегда называл, да они и не обижались. И всегда так было: у кого какие планы на лето, от солнечной Греции до душной московской квартиры, а у меня всегда одно – к дедам. Как только закончится учёба в школе, я даю пару дней родителям на сборы, ну а потом начинаю сразу канючить, если меня не успели ещё к тому моменту отвезти в уютный хутор неподалёку от широкого Дона. Это была не то что даже традиция, а нечто само собой разумеющееся, то, без чего в моей жизни не хватало бы очень многого. Да, в Москве были и друзья, и родители, и всё то, что может предложить большой город ребёнку: зоопарк, цирк, детские театры, кафе с вкусным мороженым, красивые парки, аттракционы и многое, многое другое. Но город мог дать далеко не всё, и дети знают это. Здесь нет запаха свежескошенной травы, которая неохотно приминается под твоими ногами, нет безграничного неба над головой, по которому лениво ползут белые-белые облака, нет внезапного дождя, который пытается соревноваться с ярким солнцем, но вскоре убегает, пристыженный. Здесь даже пахнет всё по-другому: хлеб – хлебом, лес – лесом, а не гладко выбритым парком, а улыбки бабушки и дедушки – счастьем. Когда ты ребёнок, ты воспринимаешь всё это как должное, как будто так и только так и должно быть, и только с годами начинаешь действительно понимать и ценить эти навсегда яркие воспоминания. Наверное, так было не у всех, и не всем так повезло с бабушкой и дедушкой, как мне, но хочется верить, что воспоминания, подобные моим, бережно хранят в своей памяти и другие, те, кто когда-то были детьми. Бабушка и дедушка были родителями мамы, родители же папы жили очень далеко, я их видел достаточно редко, и как ни пытался при встречах с ними вести себя так же, как и с любимыми дедами, но это мне так до конца никогда и не удавалось. Может быть, это было всего лишь следствием недостатка общения, но эта скованность и лёгкая отчуждённость остались во мне навсегда. И их я, кстати, никогда