Решивший отдать меня на заклание ей человек встает с колен, закончив свою работу. В его глазах я вижу отблески жалости и сожаления, но их быстро сменяет всё та же слепая радость. Он поворачивается к карге: «Что мне делать дальше, краса моя?» Я, наконец, понимаю, что видит он, получается, совсем другую картину: наверное, молодую красивую девушку, или свою прошлую любовь, которой он должен как-то помочь быть с ним. Может быть, он бродил по лесу и наткнулся на эту избушку, и она явилась ему в этом образе, заставив поверить ей и подчинив себе его волю. Теперь мне ясно, что он полностью находится под влиянием её колдовства, и, возможно, даже не осознает до конца, что делает, но от этого мне не легче. Я снова пытаюсь достучаться до него, кричу, прошу развязать меня, увидеть наконец, кто и что она, но всё без толку. Она же смеется мерзким торжествующим смехом, и ужасная птица ей хрипло вторит. И теперь я уже слышу её шипящий присвист-шепот: «Я не в сссилах пока, любо мой… мне нужна плоть, чтобы я вернуласссь к тебе… дай мне его кровь, его плоть, его сссердце, и я буду жить, я буду ссс тобой». Ужас охватывает меня, проходя дрожью по телу. Испарина моментально проступает на лбу. Пытаюсь освободиться от пут, дёргаясь и ёрзая, напрягая мышцы изо всех сил, но Фёдор связал меня на славу, явно зная толк в этом деле. Тем временем, он достаёт из рюкзака широкий остро блеснувший острием нож. Я перестаю биться и снова прошу его, умоляю, кричу и плачу.
– Давай-сс, сскорее, мой ненаглядный-сс, – её нетерпеливое шипение становится всё сильнее и отчётливее, а язык уже молотит в предвкушении по лягушачьим губам, – кровь!
И он втыкает в меня нож, пусть и неглубоко, прямо в живот. От внезапной боли я задыхаюсь, заходясь в крике, а он мажет пальцы выступившей кровью и подбегает к ней, поднося к безобразному лицу ладонь.
– Аррргх! – глоток превращается в хрип, и я вижу струйку крови, стекающую на её острый подбородок.
– Фёдор, послушай! Она обманула тебя, не делай этого! Её ещё можно остановить! – ворон угрожающе каркает, уставившись на меня своими мелкими злобными глазками, и щёлкает клювом, предупреждая меня о молчании.
Старуха же облизывает пальцы, с жадностью впитывая в себя мою кровь. На её щеках появляется румянец, такой яркий на мертвенно-бледной коже. Язык слизывает кровяные потёки с подбородка, необъяснимо удлиняясь, и древняя ворожея счастливо хохочет и даёт ему следующее указание: «Плоть! Плоть!»
Спотыкаясь, он бредет ко мне, глаза его горят нездоровым огнём, и я вообще сомневаюсь, что он сейчас видит меня и всё, что творится вокруг. Мыслями он уже в будущем, с ней, а я – всего лишь средство к достижению цели.
– Неет!