Тициано: А помнишь потрясающую историю китайца, приговоренного к смерти расчленением на куски? У его семьи были деньги, они заплатили палачу, и тот убил его одним ударом и только потом расчленил на куски.
Фолько: Вот как?
Отец тяжело дышит.
Тициано: Нет места, чтобы воздуха как следует вдохнуть. Живот так раздуло.
Фолько: На тебя все обрушилось разом, я имею в виду боль. Ведь ты не привык к боли.
Тициано: Ну, у меня в жизни было много операций, даже когда я был маленьким.
Анджела: Тебе бы было страшно, Фолько?
Фолько: Еще бы!
Тициано: Когда сестра рожает?
Фолько: Все может произойти в любой момент.
Тициано: Как замечательно.
Фолько: А имя выбрали?
Анджела: Никколо.
Фолько: Красивое имя! Настоящий флорентиец.
Анджела: Как Макиавелли.
Тициано: Надо договориться с телом. На пару деньков еще задержаться тут.
Анджела: Конечно! Не можешь же ты уйти сразу, как только родится внук! Нет-нет, это было бы нехорошо.
Тициано: Я мог бы уйти за день до рождения и реинкарнироваться в нем.
Смеемся.
Фолько: К сожалению, кажется, что это работает в момент зачатия, а не рождения. Опоздали.
Тициано: Ясно. Я сяду туда, если не возражаете.
Анджела: А Фолько поставит тебе Королеву Марго.
Тициано: Нет, прошу прощения, я совсем устал.
Анджела: Хочешь горячего чаю, Тициано?
Тициано: Позже.
Задумался.
Подумать только, один из величайших журналистов, руководил журналом, полностью изменил его. А его помнят как того, который ходил под себя…
Смеется.
Да, такова жизнь.
Практика
Несколько дней было серо и холодно и у отца не было желания или сил вести наши беседы. Сегодня с утра выглянуло солнце, и он отправился пешком в Фоссо, чтобы повидаться со своими приятелями пастухами Марио и Брунальба. Вернулся он с маленьким котенком в руках, белым с каштановыми полосками и очень мягкой шерсткой.
Тициано: А где котенок? Наверняка под моей индийской шалью, спит себе в тепле. Такой хорошенький. Смотри, Фолько, вон он, у моих ног, забился туда. Там же тепло, как у печки.
Фолько: Да, ему надо много спать. Он ведь совсем еще маленький.
Отец зажигает ароматическую палочку, прежде чем продолжить.
Тициано: В Америке мы были до сентября 1969 года. Из Нью-Йорка мы с тобой, новорожденным, отправились на корабле «Леонардо да Винчи» и проплыли через всю Атлантику назад, в Италию.
Уезжал я из Америки, твердо намереваясь и дальше искать возможности отправиться в Китай журналистом. Но в Италии невозможно стать журналистом, не пройдя полуторагодовой практики в каком-нибудь издании, – пусть у тебя хоть пять дипломов и ты знаешь сорок языков. Мне снова повезло, и меня взяли в миланский Il Giorno – самое независимое на тот