Ахиньяу попросила объяснить, почему выбор Лизы пал именно на это незамысловатое растение. Ее голос звучал чарующе, с проникновенной хрипотцой и каким-то горловым мурлыканием.
И Лиза поведала. Лужайку высадил для нее папочка, потому что он очень заботливый и чуткий, потом не без гордости прозвучало, что ни у кого больше нет такого красивого развесистого дуба. Невзирая на то, что Лиза уже не раз бывала внутри экзаменационного зала с его утопающими в тенях безразмерными габаритами, она все равно перетрусила, и голос ее то и дело срывался. Слушая, Ахиньяу гладила девушку по голове, разворачивала примятые оборки на лямке фартука, но, несмотря на кажущуюся атмосферу дружелюбия, вышедшая на охоту комиссия вселяла только трепет, от их близкого присутствия, их прохладной ласки и ледяного запаха холеных тел у Лизы по спине то и дело пробегали мурашки, а ее ребячливая непосредственность скукоживалась до размеров горошины. Рядом с ними она невольно чувствовала себя обычным ничтожеством перед сошедшими на землю божествами.
Вдвоем они проанализировали еще два рисунка, состряпанных Лизой на скорую руку. Она не любила рисовать и созналась в этом, специально показывая себя личностью честной и прозрачной и как бы оправдывая корявость своих произведений. Женщина, собрав на лбу и в уголках проницательных глаз особые морщинки благожелательности, что, в принципе, ни о чем не говорило, дослушала Лизу до конца, расщедрилась на односложную похвалу и, сжав плечо девушки, сопроводила ее обратно к барьеру. От мужчин опять посыпались вопросы. Лиза не имела права отмалчиваться, не могла даже отлучиться по нужде, в этой роскошной зале дозволялось только внимать голосам скорбящих, чьи лица цвета индиго действовали гипнотически на пришедшее к ним человеческое существо. Одна за другой следовали загадки, задачки от самой простой до самой заковыристой, тесты, добрались и до сочинения. Лиза подбирала ответы с осторожностью, чтобы не переборщить.
Конечно, она врала.
Играла с самого начала, как человек, сформированный сугубо враждебной и жестокой средой, обреченная не жить, а выживать.
– Елизавета, вы можете определить…
Лиза театрально пожимала плечами. Где надо – переступала с ноги на ногу, мялась и запиналась, делала вид, что поддается гипнозу. Коверкала голос, запиналась и потела, глядя круглыми, как у куклы, глазками. Делала ошибки, чтобы не совершить самой главной – выдать себя.
Бдительность, обман и ужимки глупенького невинного ума как неизбежная реакция на измененный до неузнаваемости окружающий мир уже давно стали ее второй натурой.
В три года до маленькой девочки Лизы вдруг дошло, кто окружает ее на самом деле. Это знание зажглось глубоко внутри ее сознания и легло в основу всех последующих мыслей, половиной из которых она никогда и ни с кем не делилась. Хитрый звереныш в пожизненной опале смерти.
Как