Сели думать. А что думать – указание надо выполнять. Накатали ноту, повезли в МИД. Там сказали, согласуют с Минтрансом. И замолчали. Дни идут, МИД молчит, мы напоминаем, отвечают – вопрос в Минтрансе. Мы пытаемся связаться с Браззой, а связи нет.
До прилета самолета остается один день. Наконец дозваниваемся до Браззы и буквально орем – сообщите в Центр, что разрешения так и нет, не пускайте к нам самолет, будут неприятности. На этом фоне советник Котов отбывает в Браззавиль, обещая сделать все, чтобы самолет не прилетел. Мы остались вдвоем, Козюня и я. Утром следующего дня звонят из Браззы и передают все (!) установочные данные на самолет. Но прибывает-то он через несколько часов! Строчим ноту, едем вдвоем, вручаем ее в МИДе и, нарушая установленный порядок – все контакты разрешались только через МИД, – мчимся напрямую в Минтранс с копией ноты. Находим дверь с табличкой «технический советник» – это значит, что там сидит француз-кооперан, «помогающий» по техническим вопросам, а на самом деле все и решающий. Излагаем суть дела. Француз смотрит на часы, хватается за телефон и звонит на контрольную вышку аэропорта. Кладет трубку, вздыхает и говорит: «Ваш самолет только что сел».
Мчимся в аэропорт. Пока мы доехали, самолет успели отбуксировать в сторонку, поставить оцепление из жандармов с автоматами, но экипаж и пассажиры еще оставались внутри. Когда мы подоспели, их попросили на выход. А там же делегация! Чиновники какие-то, типа начальники главков и т.п. Они начали возмущаться, что-де происходит, по какому праву нас задерживают. На что Козюня злобно ответил: «Вы без разрешения сели, это нарушение суверенитета государства; вы создали дипломатический инцидент и вам лучше пока помолчать!». Московские начальники примолкли.
Зато разоралась куча примчавшегося в аэропорт местного начальства. Много было всяких обвинений и даже угроз, но, к счастью, недолго. Обстановку разрядил приехавший на поле генеральный секретарь МИД Жозеф Атанде, очень опытный и выдержанный человек. Он, видимо, успел доложить самому главному – «папе» Бонго – и авторитетным тоном отдавал указания. Объявил, что самолет будет обыскан, пассажиры и экипаж могут быть доставлены в посольство, откуда выходить им запрещается; если в самолете не будет найдено ничего предосудительного, утром следующего дня его дозаправят, и он сможет продолжить полет, ну а если найдут… не обессудьте.
Командир настоял, чтобы он и штурман присутствовали при обыске (шепнув нам – еще подбросят чего). Экипаж и пассажиров отправили в посольство. И начался грандиозный шмон. Самолет буквально вывернули наизнанку. К счастью, люки с аппаратурой аэрофотосъемки на предыдущей посадке опечатали. Командир подводил к люкам каждого местного начальника и тыкал пальцем в печати. Жандармов больше всего интересовало, есть ли на борту оружие. Командир клялся, что нет никакого оружия. (Потом нам признался, что был у него ПМ, но он его так заныкал – черт не найдет.) Продолжался обыск несколько часов. Я просто потерял счет