Мы говорили еще несколько минут. Дождь усилился и священник предложил укрыться под крышей церкви, выпить теплого чаю с медом и подумать. Хэйли шла рядом, её черные туфельки утопали в грязи и она плакала. Где-то вдали я слышал чей-то плач, но не узнавал его. Впрочем и не должен был.
Это была старая маленькая церковь, больше похожая на домик лесничего. Только большой крест прикрепленный к крыше развенчивал сомнения. Когда мы подошли так близко, что Хэйли уже забежала по деревянным ступеням под укрытие, горбясь от боли в животе из-за надрывной истерики, меня окликнул женский голос. Я узнал его.
– Ну что, даже сейчас не заплачешь? – спросила мать Дайан.
Она наставила мне в грудь дуло револьвера. Оружие было гораздо больше, чем её рука. Однако промахнуться с такого расстояния было трудно.
– Бабушка, что ты делаешь? – Хэйли выскочила из-за моей спины.
– Отойди, милая. Бабушка знает, что делает.
Священник хотел вмешаться, но я покачал головой. Адам и отец Дайан боялись пошевелиться в футах пятнадцати от стрелка. Они были испуганы, я видел, но не разделял их чувств. Что есть хуже смерти? Жизнь без любви. Это правда. Я стал несчастен по какой-то причине и даже понимая состояние я никак не могу его изменить. Кого я должен полюбить, чтобы вновь обрести счастье? Другую женщину? Я не хочу. Это мерзко. Я не хотел любить никого, кроме Дайан, когда она была жива, а теперь, когда её нет я никогда не смогу заставить себя сделать это. Я живу и не знаю зачем делаю это. У всего должен быть смысл. У моей жизни его нет. Значит она мне не нужна? Возможно.
– Это я убил её, – сказал я и слеза упала из-под закрытых век. – Это я убил её, – повторил я и услышал выстрел.
Запах корицы и крепкого кофе. Горячий воздух, мимолетный, как пар из котла рассеивающийся в пространстве как только откроешь крышку. Гудок паровоза, но тоньше, и будто бы приближается. Мои глаза закрыты.
Голоса. Группы голосов слева и справа, далеко и совсем близко. Стук копыт, гневный выкрик мужчины – в моем воображении ему на голову надет большой темно-зеленый цилиндр и еще, словно провидение, я вижу изумрудный галстук с белыми пятнышками. В его руках крошки и он стоит на мостовой. Птицы слетаются со всех сторон. Он смеется и рассыпает хлеб. Он счастлив.
Вода. Шелест фонтана и порыв холодного ветра. Веки трепыхаются как крылья бабочки, угодившей в сеть. Яркий солнечный свет падает на скамьи сложенные из деревянных брусьев. На них сидят мужчины и женщины, обнимаются и говорят. Я вижу поцелуи и почему-то понимаю, что они счастливы. Возможно, они не чувствуют счастье как чудо, свалившееся им на голову, но именно сейчас, в этот день или в этот час они счастливы. Они ценят это. Почему я не могу быть разумнее? Почему моё сердце не желает подчиняться?
Площадь образует идеальный круг и на каждой скамье пара людей, пара влюбленных. Кроме моей скамьи. На ней сижу только я один. Потому что я несчастен.
Острая боль в боку. Я поднимаю край зеленой клетчатой рубашки и вижу рубец –