– Не работает, не работает… И никогда не работал. У него даже трудовой книжки нет. Значит, он кто?
– Тунеядец, – подсказала Галина Ивановна, проживающая на том же этаже, – причём злостный.
– Вот именно. А у нас за тунеядство привлекают к ответственности, между прочим. Так что, милые соседи, действуем следующим образом: я пишу письмо в прокуратуру, а вы собираете максимальное количество подписей. По поводу моего автографа нужно подумать: я всё больше становлюсь персоной в высшей степени нон грата. А скоро, возможно, и сам тунеядцем стану: выговор за выговором получаю – до увольнения рукой подать. Так что, скорее всего, быть мне серым кардиналом: готов направлять нашу с вами деятельность, оставаясь в тени.
На следующий день заявление было готово, самая молодая из жильцов – Милка – обежала «милых соседей», собрав двадцать подписей. А дальше, в соответствии с генеральным планом, заявление понесли… нет, не в прокуратуру. Его понесли Кире на ознакомление. Пока в качестве профилактической меры. Посыльным назначили мать-одиночку Валюху. Кира с ней заигрывал, а она, чтобы не подпасть под его обаяние, строила из себя мегеру.
– Вот, полюбуйся, любимец публики, доконал ты соседей! Телегу на тебя состряпали. Я тоже подписала: надоело Вовку пять раз за ночь укладывать.
Кира брезгливо, как гадюку, взял бумагу и углубился в чтение. Поднял глаза на Валюху и изрёк:
– Я понял. В каталажку закатать решили. Да уж, воистину «милые соседи», как любит выражаться Петька. Без него тут не обошлось, чую его дух. – И он картинно поднёс бумагу к носу. – Притормозите, Валюха. Не отправляйте пока. Испытательный срок дайте подлецу. – И он озорно подмигнул соседке. – У тебя никаких срочных дел нет? Оставайся, я тебе сейчас такое хэппи устрою, ещё просить придёшь…
– Не дождёшься, – оборвала его Валюха и, смахнув, как надоедливую муху, Кирину руку со своего плеча, резко направилась к двери.
– Ну и дура! – крикнул вслед Кира. – Своего счастья не понимаешь!
Это происшествие заставило Киру задуматься: «„Трудиться, трудиться и трудиться“, – повторял он переделанный по случаю лозунг, – как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия».
Жить без трудовой книжки становилось всё тягостнее. Даже прикормленный участковый предупреждал:
– Не знаю, не знаю, дорогой, сколько времени ещё смогу тебя прикрывать. Ты же понимаешь: контора и нашими делами интересуется, картотеку время от времени запрашивает на проверку. Пока я на месте, твою карточку припрятал в сейф. Все под богом ходим, и меня могут… под колпак посадить, на другую работу перевести. Помереть могу. У нас смертность, знаешь, какая! – И ронял крупную слезу прямо на толстый шматок колбасы, которым закусывал «Посольскую» водку, предусмотрительно выставленную Кирой.
Глава 5.
Рынок, Есенин и Валерка
В Минск