минут, как того требует обычай, подняли занавес. Пока зрители разглядывали незамысловатые декорации – две чопорные табуретки и складские ворота, – из-за кулис появился моложавый солдат в советской гимнастерке и принялся козырять по сцене, таращась на публику. Три или четыре раза он усмехнулся, щелкнул глазом, как фотовспышкой, подбил рукой фуражку, затем достал из кармана цигарку и, закурив, присел на одну из табуреток. Зрители в волнении ожидали продолжения действия, но не дождались, пока молодчик не докурил и не прилег вздремнуть. В это время к публике вышел новый актер – мальчик лет двенадцати. Одетый в широкую холщовую рубашку и такие же, как у солдата, галифе с сапогами, он прошмыгнул мимо спящего в склад. Спустя минуту звуковых эффектов лязгающего металла и тяжелых ударов по деревянному полу мальчик вышел из двери, держа в руках молоток и гранату. После звонкого «ХА!» он уселся на пол и принялся долбить инструментом по оружию. Кто-то в зале испуганно вскрикнул, но мальчик не унимался. Занося руку за плечо, он лупил по гранате что есть сил до тех пор, пока не добился своего: вспышка света, громкий хлопок, и все тот же звонкий выкрик «ОЙЙЙОО», только теперь без всякого хвастовства. По сцене пустили дым и включили невнятную музыку на ударных (символ пробегающего времени, если создатели постановки заморачивались над символикой), чтобы быстренько сменить декорации. Когда дым рассеялся, зрители увидели трап, уходящий за кулисы, а рядом с ним – картонные шасси. С другой стороны сцены выбежали журналисты, и под звуки щелкающих затворов с самих небес спустился Бриос Ненцен. Сияющий сединой, обрюзгший и хмельной, он на последних ступеньках помахал правой рукой в сторону зала и спрятал три пальца в карман.
– Здоро́во! – крикнул он. – Жизнь не сахар, но и мы не карамельки!
Публика взорвалась диким хохотом. Сейсмометр с соседней метеостанции сошел с ума. Поговаривают, что нескольких человек вывели с истерическим припадком, но это, конечно же, вранье.
Бриос тем временем, насытившись своим успехом, сошел с трапа и принялся козырять по сцене. После нескольких минут фееричной прогулки (зрители были в восторге) он так же феерично отошел к шасси, чтобы завершить приветствие не менее фееричным мочеиспусканием. Овации, репортеры вне себя. Заснята каждая капля, ничего не пролилось мимо журналистского энтузиазма. Впрочем, когда Ненцен подошел поздороваться с делегатами за руку, не каждый испытал прежнее удовольствие. Но это можно опустить, фабула не нарушится.
Следующая сцена переносит зрителя из аэропорта в дачный поселок, куда герой, видимо, и прилетел. Актеры сидят за длинным столом, во главе его – никто иной. Обычный праздник обычных богачей государственной верхушки. Виноград, паштет, копченое мясо, десяток куриных крылышек, импортное вино и прочая закуска. Разговор о наболевшем.
– У нас на районе все просто, – вещал толстяк-чинуша с бородавкой на носу, – не хочешь работать – не будешь есть. Это я к чему: если человек
