– О боже, – усмехнулся я. – После такого только в петлю.
– И не говори, – натянуто улыбнулся Мика.
– А ты чего сам не вышел? Тебе же раньше всех.
– Да знаешь, не тянет сегодня домой. Решил до дачи доехать, о жизни подумать.
– Проблемы с подписчицами?
– Ага. Типа того.
Дальше продолжать я не стал. Было заметно, что Мика не особо настроен на разговоры. Хоть он и улыбался и даже немного юлил, на его лице, в уголках губ и глаз, отражалась едва уловимая печаль. Те усмешки, ухмылки – всего лишь защита, понял я. Баррикады, за которыми он спрятал настоящие чувства. Такие люди, как Мика, не привыкли показывать свое истинное лицо, особенно если это лицо чем-то омрачено. Может, его тоже терзал «несуществующий» Японец, кто знает?
Но, так или иначе, размышлять об этом мне уже не хотелось. Я попытался было вновь сопоставить все факты, посмаковать их, но мысли мелким бисером рассыпались по голове. Вместо них нахлынула толпа воспоминаний. Мамины руки, одиннадцать лет в школе, первый секс по пьяни, смерть отца… Интересно, если папочка видит меня, то о чем думает? О том, что его сын олух? Или о том, что не уделял мне должного внимания? Сложно сказать. Этого человека я, в принципе, почти не знал. Те пятнадцать лет, что он существовал рядом, никак не отразились в моей жизни. Он где-то был, чем-то занимался, но для меня он именно существовал. Мама частенько рассказывала мне, что его считали хорошим человеком, почитали, говорили, какой он замечательный ученый, что его статьи очень востребованы, а выступления всегда конспектируют, но мне-то, спрашивается, какая от этого польза? Мне-то какая польза, если ребенку нужен отец, а не ходячая энциклопедия или кошелек? Плевать, что сейчас, благодаря ему, я почти бесплатно учусь в вузе, где он преподавал, плевать, что благодаря его наследству можно не работать еще лет десять и жить довольно-таки неплохо, – плевать. Мне ведь нужно не это, мне нужно совсем другое. Мне нужен отец. А его нет. И не было. Точка.
И даже вспоминать теперь как-то противно… Конечно, говорят, мол, о мертвых либо хорошо, либо никак, но знаете ли, сложно прислушиваться к мудростям, когда человек, причем такой близкий для тебя человек, был не то чтобы предателем, а того хуже – пустым местом. Пустым местом, которому не просто следовало заполнять пространство вокруг, но и наполнять его смыслом. Пустым местом, от которого и требовалось-то изредка интересоваться ребенком и женой, ходить с ними в идиотские парки или театры. Пустым местом, которое только и делало, что утыкалось в ученые книжонки, статьи, монографии и рявкало на все, что движется рядом. Пустым местом, которое… Да к черту! Я ненавижу его! Ненавижу все, что хоть как-то с ним связано! Ненавижу профессоров! Ненавижу науки, университеты, журналы! Ненавижу парты, доски, маркеры, занятия!
Но больше всего я ненавижу себя. Ненавижу за то, что когда-то любил ничто. Пустоту. И это ужасно.
Хотя ужаснее все же не мне, а моей матери. Одно дело прожить