Так думал Рене, меряя шагами – совсем не куртуазными, обычными шагами очень расстроенного и очень молодого человека – комнатку гофмейстера, своего отца. В комнатке стояли вешалки для одежды и болваны с париками, и зеркало, и козетка – если вдруг придется заночевать во дворце. На этой козетке Рене, кажется, и сделал новой родине очередного престолонаследника. Но наследник родился – и убил свою мать. Наследник родился – и принцесса умирала. Час назад она простилась с придворными, и Рене, целуя ее горячую от жара руку, чувствовал уже только – сладковатый запах разложения и очень близкой смерти. И без доктора он мог бы сказать – еще несколько часов, и принцесса отправится в рай. Герхард Левенвольд, душеприказчик принцессы, сейчас выслушивал ее завещание, а сыну велел сидеть тихо и не высовываться, дабы не злить присутствующих высоких особ – наследный принц Алексей молодого гофмаршала не больно-то жаловал. Рене метался по комнатке, словно по клетке, рвал платок, и если умел бы – то плакал, но он не умел. Не позволял себе уметь – чтобы не размазалась по лицу искусно наложенная краска. Ему не жаль было принцессы – эта игра с самого начала ему наскучила и лишена была интриги. И маленький наследник, и та, первая дочь, были всего лишь тайным утешением его самолюбия, так как оба они были его – возможно. Там где побывали двое, уже не разобрать следов. Ни Рене, ни его отец никогда даже вслух не озвучивали этого «возможно», такими карами оно грозило. Еще бы Гасси так же умел молчать, но Гасси и его невоздержанный язык – это отдельная болезненная тема, хуже него разве что болтун и дебошир Ягужинский…Но бог с ним, с Гасси – сейчас Рене падал, летел, кувыркаясь, вниз, с волшебных небес на пыльную, грязную землю. И нужно будет встать, отряхнуться, и жить дальше, как ни в чем не бывало – а где взять на это силы, если так много сломано от удара об безжалостную твердь?
– Все кончилось, – Герхард вошел, и Рене повернулся к нему – так, что взметнулись полы его пышного кафтана.
– И слава богу, – отвечал он глухим, равнодушным голосом, – кто из нас везет Юлиану в ее Ост-Фрисланд? До последнего верю, что это не я…
– Я ее отвезу, – успокоил его отец, – сразу после похорон. Тебе же следует оставить малый двор, тоже сразу после похорон.
– Не тревожьтесь, папи, я уже пристроен, – легко ответил Рене, – матушка Катерина забирает меня к себе в камер-юнкеры, это давно условлено.
– Понижение, но не падение, – рассудил отец.
– Из обер-гофмаршалов в камер-юнкеры – это понижение почти до земли… – произнес печально Рене, представляя руку, подхватившую падающую птицу за секунду до падения – но, господи, для чего?
– Мы начинали трижды, малыш – в Швеции, в Саксонии, и,