Вытолканный вперед президентшей, первым вступил сам доктор Колчанов, оказавшийся мужчиной среднего роста в сильно помятом пиджаке с ничем не примечательным бледным лицом, тоже несколько помятым, не совсем аккуратной прической и не вполне симметричными рыжими усами. За ним вошла Барбара и громогласно представила неуклюже топтавшегося главного ученого сотрудникам Прорыва. Влезли и остальные ученые, и все дружно захлопали и загалдели, при одном воздержавшемся. Воздержавшимся был Давид. Бессмысленные аплодисменты по любому поводу его раздражали, играть в эти игры он давно зарекся. Заметивший пассивность новичка, Уэйн, дружески осклабясь, покивал ему головой, одновременно показывая ручками необходимость хлопать. Давид покивал в ответ, но хлопать не стал. Лицо Уэйна омрачилось. Наступила церемония представления и рукопожатий. Вела шоу президентша, отпуская шутки и повизгивая. Представляя Давида, сказала:
– А это еще одно наша русское приобретение, доктор Давид Брокман, в прошлом ведущий разработчик всем нам известной компании“Чипп”, между прочим. Обещайте, друзья, – добавила она, обращаясь к “русским”, – что будете нам рассказывать, о чем вы там шепчетесь на своем языке. А если нет, то имейте в виду: я выучу русский!, – при этих словах президентша зашлась в приступе истеричного визга, усиленного певучим хохотком Уэйна и блеянием Сэнди.
Давид протянул руку собрату-физику, улыбнулся и посмотрел Колчанову в лицо. Увидел он примерно то, что ожидал. Лицо доктора хотело улыбаться, но получалось не совсем удачно: правая половина рта открывалась шире, показывая желтоватые российские зубы с заметным пропуском в верхней части, а левая сторона разжималась с трудом, так что улыбка вышла кривоватой. “Ничего, научится”, – подумал Давид. Впрочем дело здесь было не в улыбке; а, скорее, во взгляде водянистых глаз ученого, настороженно изучавшего лицо бывшего соотечественника. “Чего мне ожидать от этого умного еврейчика?”, – спрашивало лицо московского специалиста.
На этот невысказанный вопрос Давид отвечал, как ему казалось, открытым дружелюбным взглядом, крепким потряхиванием корявой ладони Кочанова и надлежащими словами приветствия. Той же процедуре следовали остальные сотрудники Прорыва. Алисон представилась “доктором” такой-то квалификации и сразу задала вопрос о противоречиях в одной из прочитанных ею статей российских авторов. Ошарашенный Колчанов замялся, но вовремя подскочивший Уэйн выручил ученого, сказал “позже, позже”, и строго посмотрел на зарвавшуюся Алисон; та и ухом не повела, откусила от сэндвича и отошла к своим тетрадям.
Тем временем во внешней по отношению к Прорыву среде происходило что-то невообразимое; небо окончательно потемнело, так что пришлось зажечь ощутимо загудевший неоновый свет и говорить громче, дабы перекрыть неистовый шум падающего водяного занавеса