– Это что, русская шутка? – спросила научная дама.
– Да, нет, – ответствовал Давид, – скорее закон природы.
Алисон фыркнула и выскочила из комнаты, не закрыв дверь. Давид остался в одиночестве, прислушиваясь к смутным звукам внизу, где, как можно было понять, Эрик снабжал Колчанова бытовой информацией.
За окном продолжало темнеть, торопиться Давиду было некуда, и он сидел, хаотично блуждая по виртуальному пространству, прислушиваясь к своим не менее хаотическим мыслям. “Жалко, что курить нельзя”, – подумал он, вспоминая золотые денечки первых лет эмиграции и первой работы в Долине, когда еще разрешалось курить на рабочем месте. Сейчас о таком и думать было нечего – тоска, тоска!
Неожиданно в дверях опустевшей комнаты показалась массивная фигура статуи командора Эрика. Недовольно посмотрев на брошенные рабочие места, он ободряюще-понимающе кивнул Давиду, немного помялся, пытаясь выдавить из себя что-нибудь содержательное, и, не преуспев в этом, полувопросительно сказал:– Теперь тебе веселее будет, с земляком твоим, – и, пожевав губами, добавил: – Надеюсь, вы нам поможете, правда?
– Абсолютно, – ответил Давид, про себя усомнившись в непременном возрастания “веселья”. – Ну-ну, – сказал кадровик и откланялся.
Неизвестно почему Давиду стало грустно. Неужели ошибся? Нет, нет, для пессимизма еще очень рано. Отличная работа, интересные люди,. “Пробьемся”, – сказал себе Давид и засвистел серенаду Смита из “Пертской Красавицы” Жоржа Бизе.
ГЛАВА 3.
Патент.
Давид был физиком по образованию, поэтом и музыкантом в душе и изобретателем по призванию. Он так себя и называл: физик-изобретатель, оставляя художественную часть своей натуры для упоминания в избранных кругах людей понимающих. Грандиозное здание Физики, созданное великими умами прошлого от Галилея и Ньютона, через Фарадея и Максвелла до Эйнштейна и молодых гениев квантовой механики, внушало ему восторженный трепет и, одновременно, сознание собственной ограниченности. Вполне возможно, он недооценивал себя, полагая, что максимум того, чего он мог достичь в “настоящей” физике, – это пристроить какую-нибудь маленькую башенку, мезонинчик, карнизик или другую, не очень существенную безделушку, к впечатляющему творению гениальных зодчих. К тому же слишком многим увлекался Давид по ненасытной своей натуре, чтобы стать одержимым теоретиком как бессмертный Исаак или фанатичным экспериментатором а-ля Майкл Фарадей. А у других редко получается что-то “большое”, как объясняли ему книги, и это было – правда.
Чувство беспомощности перед фундаментальной наукой (сам термин был тяжел и необъятен)