Неизвестно, существуют ли такого рода мосты через овраги в других странах мира, но трубу Давид без колебаний принял и даже обрадовался: труба без сомнения была кратчайшим маршрутом и каким-никаким отступлением от рутины, то есть хоть и маленьким, но приключением. Ловко забравшись на спину мастодонта и убедившись, что плотной бурой поверхности вполне достаточно для равновесия, он бодро двинулся вперед. Свободно и весело, как все, что он тогда делал и чувствовал, Давид шагал по надежному цилиндру, поглядывал на разноцветные холмистые пейзажи, насвистывал что-то из Риголетто, и, отмахав таким образом добрую половину пути, вдруг почувствовал какую-то странную изолированность и не похожую на земную тишину. Привычный шум ветра в листве растений отступил, оставив только ощутимые потоки воздуха. Давид замедлил ход, скосил глаза и – оцепенел. То, что он увидел, было страшно. Как-то быстро и незаметно овраг стал каменистым и резко ушел вниз; и теперь Давид. стоял над бездной, булыжное дно которой отстояло от злополучной трубы на полтора-два десятка метров по вертикали. Зловеще отливали синевой валуны на дне пропасти, просматривались следы засохшего ручья, несколько птиц прорезали пространство между трубой с застывшим человеком на ее мощной спине и дном оврага. Голова поехала, застучало в ушах.
В этом месте Давид обычно с тяжелым вздохом просыпался и слушал, как стучит сердце в темноте его Калифорнийской спальни. Так произошло и в этот раз. Постепенно пульс унялся и, возвращаясь в сон, он вспомнил, что завтра начнется у него новая многообещающая работа, что дом его тих и удобен, что вспоминать о «переходе через трубу» в конечном счете только приятно, потому что он тогда не упал, не сорвался, даже не закричал, а сумел взять себя в руки, обрести равновесие, твердо и размеренно дошагать до надежного берега, и даже досвистеть мелодию Верди. Покой и счастье вошли в его сердце, и он безмятежно заснул.
*****
Хайвэй 101 или просто 101-й, как его называют местные жители, прорезает Силиконовую Долину с северо-запада на юго-восток, соединяя таким образом знаменитый своей экстравагантностью город Сан-Франциско с не менее знаменитым в техническом мире городом Сан-Хосе. Продолжаясь в обе стороны за пределы этих городов, 101-й достигает границ Канады на севере, оставляя за собой штаты Орегон и Вашингтон, а на юге – окраин великого Лос-Анджелеса, уступая за пределами Долины свою транспортную значимость стратегическому 5-му хайвею, «пятерке». Мощная артерия 101-го, 4-х рядная в узких местах каждого направления и 6-и рядная в широких, снабжает производительной кровью многочисленные хай-тековские компании Долины. Тысячи машин всех мастей, управляемые не менее разношерстными водителями со всего мира, день и ночь проносятся по трассе 101-го, символизируя индустриальную мощь электронной Долины. В часы пик поток машин захлебывается, и 101-й превращается в колоссального пятнистого удава, медленно ползущего к далекой цели. Чаще всего “удавов” два, в обоих направлениях. Вечер превращает хайвэй в две привычные взгляду водителей реки: слепяще-белая навстречу, точечно-четкая красная – по ходу.
Удивительным образом, Давид, выросший в атмосфере классической музыки, тихих библиотек и студенческих аудиторий, где еле слышны были голоса именитых лекторов – профессоров физики и математики, чувствовал себя на ревущем и гудящем 101-м вполне комфортабельно. Впрочем, пронзительный свист хайвэя внутри Давидовой машины был тщательно приглушен и звучал привычным и, можно сказать, приятным ровным шумом, мягким фоном для постоянно звучащей в салоне музыки. Моцарт, Шуберт, Брамс и многие другие из этого великого сословия были постоянными спутниками Давида-водителя; полновесное стереофоническое звучание их симфоний, сонат и концертов, обеспеченное шестью мощными динамиками, доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Сочетание стремительного полета его мощного аппарата (водить машину он любил с молодости) с гармонией и экспрессией исполняемых пьес было фантастично. Давид не был снобом, и часто в его «концертном зале на колесах», как он величал свою машину, звучал хороший рок, джаз, бразильские и мексиканские песни, все это выбиралось по настроению, но Венские мастера были, разумеется, вне конкуренции.
Итак, в этот по-Калифорнийски солнечный мартовский денек он ехал, а точнее сказать, мчался по 101-му на юг, пребывая в особенно приподнятом настроении Первого Дня новой работы, который, как он знал по богатому предыдущему опыту, ничем плохим обернуться не может. В честь этого приятного факта он даже подмигнул себе в зеркало заднего вида в смысле “Все отлично, старик!” Здесь уместно заметить, что предыдущие места работы Давида в Долине с самого начала эмиграции случились быть большими, в некоторых случаях громадными, устоявшимися компаниями, где его роль, доктора физики,совершенно