На мой день рожденья собрались: Мария Риске, Адольф Древс, Герман Риске, Эдуард Риске, Фердинанд Шён с женой Альвиной (урожд. Ратц), Фридрих Древс, Густав Витцке с женой Паулиной. На эти незапланированные смотрины, которые состоялись в мой день рожденья, я потратил 1 рубль 66 копеек.
Примечательно, что содержание открытки составляли безобидные пожелания. Это говорит о том, что земляки высоко ценили своего молодого учителя. Его начинания радовали их, они поддерживали его новые проекты, ожидали от него “очень многого” и “начинаний”, которые принесут общине “хорошие плоды”. Стихотворение в открытке было написано готикой, в нём было допущено много ошибок, но это доказывало, что кроме латыни, навязанной конфирмацией, колонисты самостоятельно изучали дома дополнительно немецкий готический шрифт. И конечно, это происходило не без помощи приходского учителя.
Обстоятельства сложились так, что молодому учителю пришлось покинуть колонию Каролинка в июле 1911 г. Усилия и старания Витцке повисли в воздухе. Были ли они безуспешны? Покажет время. С некоторых пор он стал задумываться об этом всё больше, и нашёл причину, чтобы оказаться там снова 3 и 4 октября. Он посетил Риске. Но в дневнике об этом ничего не сказано.
В это время дядя Людвиг Цех решил эмигрировать в Германию. Из-за нехватки денег он не смог выкупить у владельца 16 десятин арендуемой земли. Как-то раз, когда я с матерью зашёл к ним попрощаться, произошло следующее: кузина Берта вызвала меня из дома, и мы пошли в сад. Тут она с горькими слезами, умоляя, бросилась мне на шею. Я должен на ней жениться, она любит меня, и отъезд означает, что она потеряет меня навсегда, а значит потеряет надежду на счастливую жизнь. Она, как одержимая, целовала меня в рот, глаза, щёки, шептала слова любви и вечной верности.
Я опешил и потерял дар речи. Ещё никогда я не целовал, или меня не целовали девушки, кроме моей маленькой сестрёнки Жозефины. Мне стало жарко, сердце пыталось выскочить из груди, воздух застрял в горле. Моё волнение было так велико, что кровь ударила в голову, и я на несколько секунд потерял рассудок. Я начал страстно её целовать. Мне казалось уже, что мы с ней ложимся в постель. Желание соединиться с ней было таким огромным, таким неожиданным и новым, что меня свело судорогой.
От изумления я не мог ни слова выдавить из своего пересохшего горла. Вероятно, я был очень неуклюжим. Наконец мы успокоились и оба сели на садовую скамейку. Вскоре благоразумие вернулось ко мне, и я смог выжать из себя, что она мне очень нравится, что я очень её хочу, но мы кузены, и наши родители никогда не благословят этот брак. Она снова заплакала, её рыдания были настолько жалобны, что из моих глаз тоже потекли слёзы.
Я знал Берту с детства. К её 15-летию, в 1908 г., я готовил её к конфирмации. Она не была самой красивой из всех, но довольно симпатичная и привлекательная. Она была трудолюбива, умна и отзывчива. Не знаю почему, но я чувствовал себя виноватым из-за того, что отказал ей. Всё закончилось, как и началось, неожиданно быстро – сестра увела Берту к её матери. Мы распрощались с семьёй Цех, как мы полагали, навсегда. Берта уехала с родителями в Германию.
По дороге мать потребовала, чтобы я ей рассказал, что случилось. Я ничего от неё не скрывал, за исключением того, что впервые происходило у меня в штанах. Тогда мать удовлетворённо сказала: “Так даже лучше. Вокруг довольно много красивых и богатых девушек, готовых вешаться тебе на шею. А впрочем, тебе давно пора жениться, ты уже взрослый. Хотелось бы увидеть твою жену и своих внуков, пока я ещё жива”.
Судьба