Борис внимательно разглядывал хозяев и обстановку. Всматриваясь в милое ухоженное личико Ларисы Павловны, он тщетно пытался определить ее возраст, хотя бы приблизительно: двадцать? тридцать? сорок? Тонкие руки с перламутровыми ноготками, золотые кольца с драгоценными камнями, от природы стройная фигура, манеры, и доброжелательность – искренняя или это всего лишь удачный актерский этюд? Изучая Виталия Альбертовича, он вновь обращался к его рукам, мягким и пластичным, с маникюром, в перстнях. Лицо Виталия Альбертовича также было мягким и пластичным, подвижным, с бородкой замысловатой формы. И не смотря на свою несколько странноватую внешность, он производил впечатление человека открытого, доброго и отзывчивого.
Аня была восхищена: такой дом! Боже, какая красота кругом! Как все изыскано, как со вкусом. Неужели же в таком захолустье еще встречаются подобные люди? Аристократы до мозга костей. В их обществе она робела, и, глядя как запросто Федор Константинович общается с ними, держась на равной ноге, она проникалась к нему все большим уважением, в очередной раз убеждаясь, что он не прост, совсем не прост.
Лалочка сразу выделила для себя Аню. Она обращалась к ней совсем по-дружески, как будто знакомы они были не полчаса, а полжизни. Для нее не было в разговоре вещей важных и неважных, она говорила обо всем наравне, будь то жизненные планы или брошка, попавшаяся на глаза. Она меняла свой курс, так же быстро, как яхта, идущая галсами, но в одном направлении. И при всей сумбурности высказываний, окончательно спутывающих собеседника, Лалочка, к чести своей, четко придерживалась выбранного ею курса.
Аня улыбалась, польщенная вниманием, и охотно отвечала на вопросы, не успевая, впрочем, вставлять в разговор свои. И первый вопрос, который ей не терпелось задать, чтобы избавить себя от доли неловкости – это как ей стоит к Лалочке обращаться: на «вы» и Лариса Павловна, или на «ты» и Лалочка? Она, точно так же как Борис, не могла определиться с возрастом хозяйки, которой одинаково могло быть и двадцать три, как самой Ане, и сорок три, как ее матери. В своем цветастом балахоне порхала Лалочка, легкая и волшебная, как птица кеттуалей, так что всякий невольно любовался ею, забывая о том, кто она и что она есть на самом деле.
– Ты просто очаровательна, девочка моя, – подвела Лалочка итог