Человек продолжал рисовать, не обращая внимания на мое негодование
Муза все также неподвижно лежала перед нами. Губы приоткрылись в неслышной мольбе… Слабо вздрагивала тонкая вена на шее… Страшно…
Я привык видеть ее насмешливую улыбку, взгляд, от которого выступал на лбу холодный пот, привык слышать спокойный, рассудительный голос… Я никогда не боялся за ее жизнь… Она всегда казалась мне чем-то нездешним и потому вечным… Она всегда была рядом, когда нужна была помощь. И вот теперь ей самой нужна помощь, а я стою и совершенно не знаю, что делать… Я никогда не видел, как умирают люди… Никогда не думал, что друзья тоже умирают… Животный ужас густой слизью капал на сердце. Хотелось упасть на колени, согреть ее холодеющие руки, вырвать из них проклятую черную розу.
Очнись, Муза! Улыбнись, встань!
Нет. Не встанешь. Не очнешься.
Не молчи! Скажи что-нибудь, Муза! Почему ты молчишь? Почему не смотришь на меня?
Нет. Не ответишь. Не посмотришь страшным своим взглядом. Взглядом, проникающим в самое сердце и потрошащим его жестоко и беспощадно до тех пор, пока не польются кровавой рекой строчки… Муза…
Нет, не смотри, не говори. Просто дыши. Дыши. Тихо, едва заметно. Легко, как утренний бриз, как взмах крыла бабочки… Дыши. Какая бледная… Как слабо трепещет вена на шее… Как страшно! Как больно!
Плавный и спокойный голос человека с серебряными часами будто издалека доносился до меня:
– Посмотри на небо, Поэт, вглядись в это окно в бесконечность. Что видишь ты там? Что шепчут тебе облака, Поэт?
Бездонное небо пристально смотрело холодными голубыми глазами. Такое жаркое небо и такие холодные глаза…
– Видишь этот огненный шар над самой головой? Как тяжело смотрит он на тебя. Как давит… Только представь, Поэт… Три дня безудержного бегства под этим небом. Давит распаленное солнце, ударяет в лицо жаркий ветер, сбивая дыхание… Остановиться нельзя – черные тени идут по пятам… И невозможно от них убежать, оторваться… Нельзя вернуться к друзьям и навести на них беду… На краткий миг замирает в изнеможении поправляющая длинную челку рука, застывает, затаив дыхание силуэт в тени дома. Жарко… Душно… Тяжело смотрит на голову раскаленный солнечный диск. Миг – легкий порыв ветра – и вновь бегство по плавящемуся асфальту безучастных проспектов. Кажется, отстали черные тени, потеряли… Но плотной паутиной оплетает весь город неутомимый враг. Тянется черная рука, свистит черный дротик – и вновь бегство шумными проспектами, безмолвными переулками, пустыми улицами навстречу заходящему солнцу… Ты видел ее на закате, Поэт? Когда остро вырисовывается на красном диске чуть вздернутый нос с едва заметной горбинкой, плотно сжатые губы, отчаянный блеск прищуренных глаз? Ты видел ее такой,