– Значит, будем торговать. – Марина вздохнула. – Это лучше.
– Будем. – Нина решительно кивнула. – Чувствую, нам повезет. А не повезет, то хоть вспомнить что будет – как торговали, деньги на пакетах делали. Это же драйв, а?
– Драйв…
Марине в эту минуту хотелось только одного – быстрее домой, под горячий душ.
IV
Павел Семенович ждал дочку с тревогой: боялся, что попадется – заберут в милицию, а, значит, сломает себе жизнь, да и ему самому не поздоровиться. Скажут, вырастил спекулянтку, а то еще могут и привлечь к ответственности, если милиция начнет разбираться, откуда заграничные полиэтиленовые пакеты с этой непонятной американской надписью «Монтана». Не скажешь ведь, что друг подарил. Да и друг ли это, если он из Польши, в которой назревает бунт, а может что и хуже – не поймешь…
Залесский поймал себя на мысли, что боится больше за себя, чем за дочку: она молодая, все еще перенесет и переживет, а вот ему уже не выкарабкаться, если что серьезное – сердце прихватит, и тогда поминай, как звали.
«Опять принесло этого поляка на мою голову, – тяжело думал Павел Семенович. – Жил как все, тихо, мирно, а теперь что?.. Продавай польское барахло. Мало того, Анджей о политике болтает такое, что слушать страшно. А что, если он провокатор?..»
– Может, и провокатор, – проанализировав высказывания Мозолевского о ситуации в Польше, проронил про себя Залесский. – Верить никому нельзя…
Он и не верил никому – хорошо знал, что это опасно.
Павел Семенович встал с дивана, нервно прошелся по комнате, воровато, чувствуя разрастающуюся вину, выглянул в окно.
Во дворе желтели деревья. Под ними, сквозь высохшую траву, чернела земля. Она пятнилась уже вокруг всего дома. Но особенно много этой черноты было возле скамейки, на которой сидели две старухи из соседнего подъезда и что-то обсуждали. У ног их терся черный пушистый кот и поглядывал прямо в окно – на Залесского.
– Тьфу ты, нечистая сила! – ругнулся Павел Семенович. – Тьфу!..
Он хотел отойти от окна, когда заметил Марину. Она шла быстро, размахивая сумочкой.
«Веселая», – сразу определил Залесский. От сердца у него отлегло. Глядя на дочку, он невольно залюбовался ею: высокая, стройная, красивая. «А ведь и я был когда-то ничего, – вспомнилось Павлу Семеновичу. – Первым женихом считался. Эх, если бы не Советы, не война…»
Приятные воспоминания у него смешались с грустными. Но они не расстроили Залесского: Марина спокойно вошла в подъезд, значит, пакеты продала, все нормально. К тому же за продажу пакетов поляк даст комиссионные. А деньги, большие они или малые, всегда приятно получать. Да и он, Залесский, сам захотел коммерцией заниматься, сам…
«Сколько же поляк даст?»
Хотелось знать немедленно. Но, увы, это было пока невозможным.
Кода раздался звонок, Павел Семенович, прежде чем открыть дверь, предупредил жену:
– Марина идет, готовь обед.
Из кухни, смахивая