– Соответственно и получают, – не без иронии вставил Думенюк.
– Конечно, – живо подтвердил Алексей. – Живут бедно. Не все, правда, но в основном. Я о колхозах, честно говоря, думаю ни хорошо, ни плохо. Просто ненормально, когда в них платят людям копейки – тридцать, пятьдесят рублей в месяц. Это в среднем. Получается, по рублю, полтора рубля в день. А в городе, на заводе, простой рабочий меньше ста пятидесяти практически не получает, хотя его работу с сельской по тяжести, а особенно по продолжительности не сравнишь. У нас в селе люди с пяти, шести часов на ногах. И так каждый день. Работают дотемна.
– А чего твой Рубеж называют селом, а Заболотье – это деревня? – поинтересовался Думенюк.
– Не знаю. – Алексей пожал плечами. – Так повелось. Может потому, что у нас церковь есть.
– А в Заболотье, значит, церкви нет?
– Была, но ее в шестидесятые годы разрушили: кресты с куполов поснимали, все, что было внутри, вынесли, а потом склад устроили. Колхозный.
– Это при Хрущеве было?
– Наверное. Я Хрущева не помню – малый еще был. Мать рассказывала, что тогда людям очень тяжело было, многие голодали.
– М-да… – Редактор вздохнул. – Колхоз, он и есть колхоз – старые, дореволюционные традиции и обычаи мы выбросили, как ненужные вещи, а с новыми никак не приживемся. Вернее, не все приживаются. Может потому, в колхозе хоть сутками работай, много не заработаешь. Это не нефтедобыча и даже, ты тут, Алексей, прав, не завод. – Думенюк что-то опять записал. – Но ты об этом особо не распространяйся. Не надо. Я ведь тоже из сельской местности. Бывает, правду-матку рублю с плеча, точно не в служебном кабинете нахожусь, а в чистом поле. А это не всем нравится. Так вот… Жил я в своей деревне мало. Уехал с родителями в Минск, когда началось строительство нашего тракторного завода. Мои родители его строили, потом на нем же и работали. После войны это было, время голодное, трудное, а мне все равно помнится больше хорошее. Детство, словом… Да… Ты продолжай, рассказывай.
– Я рассказываю.
Взгляд Алексея уперся в руки редактора. Они как-то отрешенно лежали на столе, точно чужие. Толстые, обильно поросшие волосами пальцы, едва заметно дрожали. «Переживает», – подумалось Алексею.
– Потом я служил в армии, – проронил он. – Сначала в учебке, в Печах. Это под Борисовом. После этого в линейной части. Здесь под Минском, в Уручье. Теперь работаю на заводе радио- и телевизионных футляров, что в переулке Софьи Ковалевской. Там и живу в общежитии. Учусь в университете, на вечернем. Факультет журналистики.
– Это я уже знаю, – заметил Думенюк. – Раз учишься на таком факультете, значит, в печати думаешь работать.
– Думаю. – Алексей выразительно кивнул. – Во всяком случае, надеюсь.
– Это хорошо, – одобрил редактор. – Я вот тут тоже подумал и предлагаю тебе работу в нашей газете.
– Вы