В понедельник вечером я стоял на переходе проспекта и ждал зеленый. Остановился «Land Cruiser», открылось окно:
– Здравия желаю, – Виктор Владимирович, мой давний коллега по торговле воздухом, – зла не помнишь? Тогда садись.
– Приветствую, – я сел к в машину, улыбнулся и протянул руку, – бизнес, хоть в нем и ничего личного, – всегда зло.
Мы доехали до Пушкинской площади и зашли в кафе в «Галерее Актер». Был детский праздник, напротив сидела семейная пара с отпрыском. Мальчуган лет десяти, одетый в костюмчик-тройку, развлекался тем, что подбегал к толстой пожилой клоунессе и отвешивал ей пинка под зад ногой, обутой в лакированный ботинок. Клоунесса не выходила из роли: она делала вид, что отлетает на два метра от удара детской ножки, и страстно вскрикивала поставленным, очень молодым голосом.
Мы взяли по кофе. Я посмотрел на своего экс-работодателя. Ему было сорок пять, лысый, среднего роста. Внимательные, очень молодые глаза пулеметчика, в деловом напоре – взгляд прикованного к пулемету цепью. Неизменно красивый, чарующий твердостью, и ровный, молодой голос. Скоро мы перекатились к обычному разговору знакомых неглупых людей. Ох, эти российские споры умников – ни о чем!
– А Вы помните Ирину, мою студенческую любовь? – спросил я.
Виктор Владимирович так же, мельком, помнил ту, в которую я был так влюблен в институте и пару лет после. Он был нужным мне «третьим мнением».
Однажды, в какой-то той, другой жизни мы с ним сидели в легендарном баре «Ямал», напротив здания «Лукойла», он выпил на тот момент несколько кружек «Guinness», водки, когда появилась та, темноволосая, – чуть вытянутое лицо, скулы, гордый профиль, глаза.
Весь вечер он делал за ее спиной одобрительные знаки большим пальцем вверх.
– Я встретил такую же, – он посмотрел на меня и поставил чашку.
– Внешнюю полную копию? – я кивнул и понял: дальнейших объяснений не надо.
– Вы встречали подобные случаи?
– Нет, но вся жизнь – это попытка вернуться в молодость. Я даже думал, чтобы восемнадцать мне стукнуло 22 июня 1941 года…
– Все не то, сейчас начнете – кризис среднего возраста, задрав штаны за комсомолом…
– Ты умный, Константин, я тебя чувствую, и не надо деталей. У каждого своя Ира, и тебе очень повезло, скорее временно, а как зовут новую?
– Соня.
– Ох, как непросто! Прости, кстати… Ты был на могиле Соньки Золотой Ручки, мошенницы, на Ваганьковском кладбище? Там памятник даме стоит, белый, под железной пальмой. Она без головы, и все кругом исписано чем-то вроде, – «Соня, помоги Лене с его кредитами», – люди на поклон ходят, ну и я заглядывал, до поры.
– И второй раз не то, не та это Соня…
– Верно, брать с тебя бабе нечего. Весь твой товарный запас – это восхождения разума, это для мужика-мошенника, и то высшей пробы. Но раз так