Одно время они вынашивали идею строчить иероглифы на коже зелёных кенгуру. Затея разбилась о двойное препятствие. Прежде всего, на зелёную кожу противно смотреть, а читать книгу, не глядя на страницы, ежирука так и не выучились – у них очень консервативное отношение к тексту. Сверх того, в коже плодились неисчислимые клещи, клопы, мокрицы и ещё не пойми какие бестии. Они, похоже, состояли в какой-то наркоманской секте, потому что скакали, прыгали, кружились на странице, будто уделавшись тяжёлыми препаратами в дозах скорее лошадиных, чем насекомых. Счастье, что в округе не водилось лошадей, иначе их скачки на страницах обернулись бы для книг и читателей сущим бедствием – каково разбирать мелкий шрифт, на котором отплясывает припадочная лошадь? Лошади, знаете ли, даже очень воздержанные и непьющие, и очень крупный шрифт способны превратить в нечто безобразное. Хуже всего, что наивные, не испорченные книжной культурой ежирука не видели различий между буквами и бесноватыми насекомыми, действительно смахивающими на какие-то первобытные письмена. Буквы же, эти неподвижные закорючки, казались ежирука просто уставшими, отдыхающими танцорами. Вследствие такого обобщения чтецы убивали и насекомых, и буквы. И тех, и других – не очень успешно. Клещи, клопы и остальная живность легко уворачивалась, словно насмехаясь над неуклюжими убийцами. Тогда чтецы сосредоточились на буквах, как на более лёгких, неподвижных мишенях. Им, беззащитным и неподвижным, пришлось отдуваться (точнее сказать, вздуваться) за всех.
*****
Помню блаженные звёздные ночи. Я лежал в спальном мешке, сшитом из слегка обработанного кокона детёныша олгоя-хорохоя. Здесь это легендарное существо звалось иначе, но это неважно. Не буду писать его настоящее, исконное имя. Сказанное вслух оно, согласно поверью, равнозначно магическому призыву, которому тварь повинуется и немедленно является на зов. Неподалёку мирно храпели два чумазых старца, у которых из обширных ноздрей, забитых тлеющими углями, валил густой дым. Над этими костерками молодые воины вялили какую-то пакость. На мой вкус, завяленная пакость становилась ещё пакостнее, но это вопрос дискуссионный. Парни всячески оберегали свисавшие до пупа фирменные тотемные сопли, чтобы блестящие полужидкие сокровища ненароком не угодили в огонь. Говорят, огонь костра после контакта с носовыми подвесками непоправимо портится, увлажняется и холодеет, распространяя бациллы, простуду и насморк.
Стоянку пронизывал неописуемый шум, слитый из десятков, сотен хлёстких ударов. Это читатели избивали буквы на зелёных страницах. Ежирука нервничали, почти буйствовали, обозлённые полным равнодушием букв, которые плевали на то, что их лупцуют со всей первобытной дури. Согласитесь, плюющие буквы доведут до бешенства и менее импульсивную публику.
Да, я знаю это дело. Представьте,