Домашний океан. Книга первая. Дикая красота. Степан Степанович Кингизхамов

состав убывал медленнее, чем мог бы. Я заботился о раненых, так сказать, бессердечных солдатиках, оставляя их на попечение оловянной же санитарки, входившей в комплект милитаристских игрушек. Если не посылать бессердечного солдатика в атаку и марш-броски, то несколько часов он протягивал, а этого времени санитарке – видимо, исключительно квалифицированной, – хватало, чтобы пересадить жертве новое сердце. И это в полевых условиях! Не знаю, где маленькая труженица брала такую прорву свежих сердец. К игрушечному набору прилагались некоторые анатомические запчасти, но в ничтожном количестве. Поговаривали, что ушлая дама промышляла проституцией в других батальонах, дислоцированных под кроватью, а излишки крошечных сердец, закупаемых ею чуть не оптом, отправляла в суп. Я не верил сплетням.

      Не всегда операции завершались успешно. Неудачи случались вследствие пьянства: иногда я крепко зашибал вместе с оловянной санитаркой – что делать, очень хотелось женского общества, а никого покрупнее и менее металлического рядом не было. Чтобы уединиться с дамой, я посылал бессердечных солдат, всё равно обречённых на смерть, в последнюю атаку, сулящую им героическую, славную гибель. Так и получалось, что атаковали зомби с развороченными грудными клетками, где ничто не трепетало, не холодело от страха. Атака неизменно завершалась разгромной победой и паническим бегством противника.

      Между схватками я баловал оловянную фаворитку шампанским. Я бы с удовольствием баловал её во время боя, но от пьяной в стельку санитарки (упившись, она любила пару суток вздремнуть на стельке внутри ботинка, особенно если тот был хорошенько натёрт чесноком – я не жалел для труженицы чеснока) мало проку: она могла вместо новенького сердца зашить под рёбра дохлую улитку или жука. С дефектным сердцем боец навсегда становился пациентом кардиолога, от коего нет пользы: кардиологи ни бельмеса не смыслят в жуках и улитках.

      Но в мирное время санитарка роскошествовала. Она плескалась в шампанском, налитом в хрустальную пепельницу и плавала на слипшихся окурках, игравших роль надувных матрацев. Пускать её в мыльницу с водкой я остерегался: в таком затоне оловянная русалочка мнила себя подводной лодкой и я часами шарил по дну мыльницы руками, отыскивая ныряльщицу. Отчаявшись её нащупать, я пускал в ход маломощные глубинные бомбы из набора «юный подводник». От близких взрывов у меня закладывало уши, поэтому я кидал бомбы в мыльницу издали, из-за угла. Я был метким сорванцом. Санитарку раздражал шум и она всплывала, немного контуженная – сама виновата. Вместе с ней из водочной мыльницы всплывали какие-то маломерные бестии с оторванными щупальцами. Терзаясь ревностью, я отрывал оставшиеся выросты, которые считал половыми органами похотливого монстра. Я и сейчас не понимаю, откуда они взялись.

      Попутно я заметил, что обработанная глубинными бомбами водка превращалась в божественный эликсир, а улучшить такое