– Случаются чудеса… – подумал он, – может быть, она выбралась из СССР, и ждет меня в Британии. Ворон обрадуется, они с тридцать восьмого года не виделись… – жена снилась Степану почти каждую ночь. Мягкие волосы, цвета палых листьев, пахли гарью. Тускло светилось кольцо, на пальце. Она приподнималась на локте:
– Пока мы вместе, смерти нет, милый. Помни, те, кто мертвы, живы, те, кто живы, мертвы… – теплое дыхание грело его ухо:
– Помни, милый, не забывай… – он не забывал, веря, что Констанца жива:
– Она жива, я ее найду и мы всегда останемся вместе… – по наколотым с вечера дровам забегали огоньки.
Дешевый чай и сахар приносил из городов Волк. Воду они кипятили в двух подобранных в лесу, алюминиевых котелках. Обе посудины Степану были хорошо знакомы:
– Один котелок из РККА, а второй немецкий. Мы похожими в Норвегии пользовались… – вчера они с Авраамом доели суп, из подстреленного глухаря. Кроме обреза, у них имелось старое, начала века, охотничье ружье, тоже купленное на толкучке. Патроны требовалось экономить. Степан ставил силки на дичь, как он привык делать в Норвегии:
– Летом помогала рыбалка, грибы, ягоды… – он потрогал пакет с мукой, – Волк с Федором Петровичем должны сегодня-завтра вернуться. Надо пойти, проверить капканы… – в лесах они соблюдали большую осторожность.
Как, хмуро, сказал Волк, любое ранение для них было смерти подобно:
– Едва мы появимся в больнице, как нас арестуют, прямо в приемном покое… – Авраам коротко усмехнулся:
– Не дотянет никто до больницы, Волк. Здесь все нашпиговано минами и неразорвавшимися снарядами. Это мгновенная смерть, на месте… – Федор Петрович буркнул:
– Хорошо, когда мгновенная. На фронте я видел людей, которым руки-ноги отрывало. Они еще мучились, жили, пусть и в забытье… – поежившись, Степан плеснул в котелок воды из фляги. Кузен поднял заросшую рыжим волосом голову:
– Чай я сделаю, лепешки испеку. Ты там осторожней… – Степан взял приставленное к стене ружье:
– Нет здесь никаких партизан, поверь мне. Я вообще не думаю, что мы их встретим. Придется добираться к побережью своим ходом… – кузен нашарил на нарах «Беломор». Почти беззубый рот растянулся в неожиданно веселой ухмылке:
– Прошлым годом мы исключительно на лимузинах разъезжали… – Степан отвел глаза от немногих остатков зубов, от искривленных пальцев, державших папиросу:
– Товарищ Котов его пытал, то есть Эйтингон. Он враг, его разоблачат и арестуют… – дверь сторожки скрипнула. На Степана повеяло свежим, морозным воздухом:
– Середина марта на дворе, а ночами еще минус десять. Зима холодной выдалась, но мы уже почти в Прибалтике. К апреле окажемся на побережье… – Степан сразу