Мэтью, как и обещал, улетел в Калифорнию, в пятницу вечером. У Деборы в ушах звучал горячий шепот:
– Иди, иди, ко мне. Приласкай меня, милая, как мне нравится… – закрыв глаза, она почувствовала коленями знакомый, персидский ковер в спальне. Сильная рука привлекла ее к себе:
– Еще, еще. Ты приносишь мне удачу, милая. Я обещаю, скоро вы встретитесь с Аароном… – Мэтью летел на западное побережье вовсе не из Ла Гуардии. Взяв напрокат машину, он собирался к середине ночи оказаться в Вашингтоне. Безопасный телефон работал круглосуточно. Мэтью предполагал, что переданные в бруклинской публичной библиотеке данные, сейчас находятся в Москве:
Под его пальцами шуршали, переливались черные волосы Деборы:
– Понятно, что мне прикажут остаться в США до испытания тарелки. Но и после пробного запуска мне тоже нельзя исчезать. Моей стране важна техническая информация по проекту, все подробности эксперимента… – Мэтью раздражало, что кузина, создатель тарелки, пользуется гостеприимством СССР:
– Она сидит на всем готовом, как в Лос-Аламосе, но ничего не делает. Здесь, она, хотя бы работала. Упрямая тварь, я поговорю с ней, как положено. Фон Рабе добился от нее какой-то деятельности, и я добьюсь… – после исчезновения полковника Воронова у СССР пропал единственный рычаг давления на кузину:
– Нет, мне надо возвращаться домой… – Мэтью давно думал о Москве, как о доме, – надо курировать атомный проект, космический проект. Даже если тарелка вырвется в стратосферу, армия ничего не сообщит прессе. Это строго засекреченное мероприятие, тем более, что мы опять сажаем пассажиров в кабину… – Мэтью хотел, чтобы первыми на орбите оказались русские:
– Я найду своего сына… – он подался вперед, Дебора закашлялась, – мальчик должен расти в семье, с отцом. Дебора родит мне еще детей… – поднеся чашку к губам, Дебора едва справилась с головокружением:
– Детям нравится в Бруклинском музее… – на маленькой кухоньке было жарко, она часто задышала:
– Как тогда, в квартире. Мы натопили, плита работала, на улице распогодилось… – Меир пытался отвести глаза от скромного воротника ее кашемирового свитера, от длинной юбки, коричневой шотландки. Невестка постукивала длинными пальцами по колену:
– Мы тоже на кухне стояли, я завтрак приготовил… – он заставил себя не смотреть на высокую грудь, под свитером. В расстегнутом воротнике белой блузки виднелась тонкая, золотая цепочка:
– Любовь моя, цвет зеленый… – Меир сжал руку в кулак, под столом – оставь, оставь. Я тоскую по Тессе, едва прошло два месяца… – о звонке Доновану, он, разумеется, ничего не сказал:
– Я ему даже о Мэтью не сказал… – полковник скрыл вздох, – пусть Бюро делает свою работу. Если Мэтью связан с Розенбергами, на него, рано или поздно, выйдут… – Дебора покусывала темно-красные губы:
– Голова, словно в тумане. Меиру идет борода. Он стал похож на Аарона,