Ветер.mail.ru. Марина Комаркевич

Я даже не могу сказать определённо – что. Сашка стал ещё более внимательным и нежным. Родители перестали тормошить, заставлять делиться новостями, без которых мама жить не может. И вот какими-то полунамёками, четвертьнамёками, оброненными словами до меня начал доходить тот факт, что я ненормальна. «Саша тебя бережёт от волнений» – это то, что я знала, а ощущала как «с тобой всё плохо». Что-то изменилось именно тогда, отчего семья наша, и без того не сильно открытая миру из-за Сашкиной самодостаточности, стала маленькой окружённой рвом крепостью. И до недавнего времени мне было тепло и безветренно за её стенами, заботами мужа я смогла стать прежней, той, какой всегда была в его глазах, – его любимой девочкой, наивно полагающей, что с ней ничего плохого не случится, а родительская любовь к ребёнку возникает в момент родов и дальше только расцветает. Странно, как оно всё сложилось в цепь случайных событий – твоё письмо, моя сломанная нога, вынужденное сидение дома, микробный дождь, воспоминания, откровения… я тебя не сильно утомила описанием своих родов, ведь, кажется, нерожавшие этого терпеть не могут? Считай это маленькой местью за твои расспросы, я добросовестно ответила. Шучу. Я рада, что хотя бы с тобой могу об этом поговорить, потому что мне становится холодно, Насть.

      – Синицина, хочешь мороженое, а?

      – Это которое Ира не съела? Настя, может, вы сами съедите?

      – Не хочу.

      – Вот и я лучше не буду, спасибо.

      – Синицина, мы с Заварохиной тут тебе не надоели?

      – Не беспокойтесь, Настя, со мной все в порядке.

      – Эх, блин. А со мной нет. Пойду съем мороженое. Пусть у Заварохиной и впрямь повод будет. А то достало что-то уже.

      «Александра Николаевна, хотелось бы с вами поговорить по поводу Володи. Нет, не беспокойтесь, плохого не скажу, он мальчик умненький, хотя и несколько рассеянный, но тут жаловаться не приходится, это общая для их поколения черта. Но мне хотелось бы обратить ваше внимание вот на что. В последнее время он стал какой-то… задумчивый, я бы сказала. Вызываю к доске – не откликается. Подойду к парте, позову так мягко – Вова! – тут же глаза поднимет, как будто с другой планеты вернулся. И не спит ведь, на вопросы отвечает. И на переменах, смотрю, возится с Филимоновым и Тимченко. Но бывает, что отойдёт в сторонку и думает о чем-то. Вы понимаете, у меня их тридцать человек в классе плюс параллельные, и ещё в девяти классах математика, а во внеурочное время факультатив, я могу только заметить и ваше внимание обратить, но поговорите вы уж с ним сами, хорошо? Я чувствую, что-то с ним происходит, но, возможно, это вовсе и не школьный конфликт, здесь доверительные отношения с родителями должны быть на первом месте…»

      – Саш, вот какое дело. Шапошникова после собрания беседовала со мной по поводу Вовки. Говорит – сильно задумчивый стал, и что-то с этим надо делать. Может быть, переходный