Решила тоже рассказать тебе о моем дошколятстве, Саня. Зацепила меня твоя драконоборческая история. Даже начала вспоминать, чем мы с Нелькой занимались весной, тут же припомнила и лето; а за окнами метет, и сыплет, и просвета нет – чуть не расплакалась. Ну вот, сопли утерла и назло себе пишу про зиму. Во избывание тоски, потому что и зимой бывает неплохо. А про лето, может, потом еще напишу.
Раннего лыжного детства, слава Богу, наверное, не было у меня, Саня. А о позднем лыжном детстве и мучениях в секции повторяться не хочу. Хотя, как ни странно, понимаю, что и там были счастливые моменты. Например, когда идешь по очень красивой трассе, длинной и спокойной, – лыжня проложена в белоснежных сугробах, над тобой ветви заснеженных деревьев, и можно не гнать так уж отчаянно и хоть немного посмотреть по сторонам. Или когда половина трассы – очень длинный пологий спуск с горы, такая у нас была однажды. Ничего не надо делать – присел и кати вниз, только не упади, а вокруг – виды и красоты. Или когда до конца тренировки осталось минут пятнадцать и всех просто отпустили кататься с горки.
Но всего этого слишком мало было, чтобы преодолеть мою неприязнь. А вот коньки, Сань, коньки в моей жизни занимали совсем другое место, хотя и на них меня тоже учил кататься папа. Но было это совсем по-другому.
Мы ходили на каток вечером. Днем родителям было некогда, понятное дело. Хотя, может, и не так чтобы вечером, зимой же рано темнеет. Просто помню, что дело происходило в темноте. Каток у нас заливали на спортивной площадке у школы. Были еще на прудах, за поселком, но мы ходили на наш – так я его гордо называла. Еще бы – мы же ходили сюда все вместе, даже с Нелькой. Мне как раз отдали старые Нелькины коньки, а ей и себе мама купила новые. Ездить я еще не умела, стояла враскорячку на лезвиях, вывернув ноги так, что щиколотками почти касалась льда. Папа брал с собой швабру, я хваталась за щетку, а он за палку тащил меня, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, так что мне уже страшно было отпустить. Я визжала и хохотала, папа тоже хохотал. Иногда мне не удавалось удержаться за швабру на повороте, и тогда я летела в сугроб на краю катка или прямо в папу, а он ловил. Иногда за палку швабры хватались и мама с Нелькой – ох, как быстро они тогда меня везли! А иногда они хватались за щетку, а папа тащил всех нас вместе. И чаще всего мы все вместе оказывались в сугробе, и смеялись, смеялись…
Нелька с мамой очень хорошо катались вдвоем. Они умели держать руки так правильно, крест-накрест, и плавно скользить по кругу. А еще делать перебежку назад и вперед и просто кружиться, взявшись за руки. Собираясь на каток, они надевали рейтузы и свитера. А меня – я же всё время падала – одевали в шубу. Но шапки у всех нас троих были одинаковые – заячьи, с помпоном на макушке. Из-за них головы казались просто огромными. Мама с Нелькой кружились, и помпоны