Саша схватил цыганочку за руку. Другой подхватил ее спасительную сумку, и они рванули от здания школы. Девочка успела заметь бегущих к месту драки учителей.
– Мы-то почему убегаем? – запротестовала она. – Те первые начали.
– Вот именно, начнут разбираться, что да почему? На фиг нужно! – проговорил мальчик, придерживая доску в заборе, чтоб Ромала смогла пролезть. Подруга ничего не сказала в ответ.
Они выскочили на улицу, и девочка остановилась.
– Надо колонку найти, – тихо сказала она, – тебе умыться нужно.
Поплутав по дворам, они нашли искомое. Платка ни у нее, ни у Саши не оказалось. И тогда Ромала безо всякого сожаления оторвала от своего накрахмаленного, еще утром такого белоснежного фартука оборку, намочила и стала прикладывать к припухшему лицу паренька. Тот смотрел на нее правым глазом – левый заплывал. Да уж, Измаил всю силу и злость вложил в удар, что там говорить! Саша молча терпел. Краем сознания он понимал, что Ромала не плачет и не показывает страха, пока занята делом. Стоит ей лишь сесть, как нахлынет осознание действительности и вот тогда ему придется ее долго успокаивать. Он и сейчас прекрасно видел, как дрожат маленькие ручки и побелели губы. И испугалась она, наверняка, сильно. За него испугалась. Да и он сам хорош – такой удар пропустить! Тоже мне защитник! А еще медведей да волков ждал, рыцарства какого-то хотел! Вон, какая она белая, просто как фартук до всей этой потасовки. Банты развязались, один она даже где-то потеряла, от этого выглядела нелепо. Оборванный край фартука щетинился белыми нитками. Туфли в грязи, и на левой ноге порвался нейлоновый чулок. В огромной дыре жалобно проглядывала оцарапанная коленка. И вдруг Саше стало так стыдно, как не было даже тогда, когда его поймали в соседском огороде, где он воровал яблоки. Мать тогда плакала и говорила, не уж-то ему своих антоновок мало? А он стоял рядом с малиновыми ушами – одно оттопыривалось сильней, именно за него приволок воришку домой Михаил Степанович, ветеран войны, хозяин тех самых украденных яблок. В тот день мальчик решил, что это худший из прожитых в жизни… И вдруг такая злость на себя нахлынула на парня, что словами не передать. Он поднялся с лавки, которую здесь поставили сердобольные люди для бабушек. Ромала глянула на Сашу снизу вверх.
– Прости меня, – сказал глухо мальчик, – это не ты, а я должен был тебя защищать.
Цыганочка смотрела в голубые, как небо, глаза друга. Губы у нее дрогнули, а из глаз часто-часто закапали слезы. Она ткнулась мокрым носом в плечо парня и беззвучно плакала, а Саша обнимал ее и гладил по спине, успокаивал.
В тот день они разыграли целый спектакль, чтоб не попасть на глаза родным в таком экзотическом, как выразилась Ромала, виде. Саша залез в свою комнату через окно, быстро переоделся и вышел обратно через дверь, негодуя, как так мама не заметила, что он уже два часа как вернулся. Из дома он захватил темные очки отца, тот забыл их, когда приезжал в последний раз. Потом пареньку пришлось отвлекать Полину Яковлевну, пока Ромала