Кто-то обходил её стороной, побаивался. Кто-то жалел, понимая, что нет в том вины её. «Судьба,» – говорили с сочувствием ей вслед и вздыхали. Особенно мужики. Но подойти не решались. Мало того, что красива, так было в ней что-то такое, отчего решимость у них пропадала. Говорят, пока росла она в глухолесье, научилась ворожбе и разно всякому у лесных волхвов и ведунов. Многому, говорят, научилась. Оттого и сторонились её слегка многие, боясь ворожбы какой. Хотя и видели, что верует в Христа свято. Набожная, что не всякая монахиня себя так ведёт, а всё одно сторонились. Толь от разговоров о её прошлом, толь от набожности её большой, толь от красоты её редкой. Так и жила она вдовицей. Только вот беда: хворала матушка сильно. Всё Варвара перепробовала, уже почти ничего не помогало и потому прибегла она к самому сильному средству, которое ни с какой ворожбою не сравнится. Пришла она во Псков одна, пешком, не боясь ни разбойников, ни ночи тёмной с лешими, ни зверя лютого, чтобы помолиться у мощей Святой Евпраксии, поклониться ей, попросить исцеления свой старушке-матушке. Сильнее средства она просто не знала. Думала быстро обернуться, а тут ливоны… Да ещё Довмонт этот…
* **
– Не боязно? Темнеет уж.
Варвара, всю обратную дорогу погружённая в свои думы, аж подпрыгнула от неожиданности. Прижав к груди одной рукой узелок с иконой, что купила в храме Иоана Предтечи, а в другой руке подняв угрожающе свою клюку, завертела головой. Сердце её было готово вот-вот выскочить от страха, но голос показался незлобным. Испуганно оглядываясь по сторонам и с прищуром вглядываясь в густые заросли, она от неожиданности и страха в густом лесу не сразу разобрала, с какой стороны говорят.
– Да тут я, – раздался насмешливый голос сзади. Варвара, чуть не упав от быстроты разворота, вновь подпрыгнув, обернулась и увидела перед собой Довмонта, держащего под уздцы коня. Она замерла, не зная, что сказать: толь разозлиться за то, что напугал, толь… Не могла понять, как он здесь оказался.
– Ты? Чего тебе?
– Дорога…