И, осушив бокал, рыцарь Ханк первым встал на колени и вместе с четырьмя рыцарями начал молитву. Воины же, что сидели на вёслах, молча и неустанно молились в душе благостному окончанию не начавшегося похода и, как могли, помогали ветру и парусу тащить ладью быстрее домой, подальше от этого страшного князя Довмонта… Который хитёр и кровожаден… Который словно неуязвим… И самое страшное – который знается, как говорят, с самим дьяволом…
***
Ворота со скрипом открылись. Добрыня взглянул из-под косматых бровей, но не смог скрыть блеснувшей в глазах радости:
– Воротились…
– Здравия тебе, Добрыня, – молвил князь, – сготовишь ли обещанного?
– А то! Уточки на вертеле отведать пришёл аль медовухи?
– А и того, и другого, – улыбаясь, отвечал Довмонт.
Добрыня, пытаясь вытянуть шею, которой у него, почитай, не было, тревожно заглянул за спину князя. Кречета было не видать. Догадавшись, о чём тревожится горбун, Довмонт молвил:
– Да жив, жив. С жёнушкой своей милуется уж. Словно год не видались. У воды встретила.
– Встретила-таки? С утра лебёдушка уж извелась вся. Чует, что рядом где-то. Добре, – Добрыня говорил, словно мать о дочери, столько тепла было в голосе его. Затем, немного подождав, добавил: – Победа?
Довмонт кивнул. Глаза его погрустнели враз. Затем, помолчав недолго, добавил:
– Народ помогли схоронить. Дружина к завтрему подойдёт. Пусть люду помогут да посидят там в засаде ещё денёк. Мало ль чего.
Добрыня молча кивнул головой.
– Здоровы ли отроки? Родомир как?
– Здоровы. А Родомир по рыбу пошёл, со старшими, – горбун сегодня на удивление был разговорчив, не то, что при первой встрече.
Довмонт заметил, как смягчился взгляд Добрыни. Оглянулся: к ним, держась за руки, приближались Кречет с Любомирой. Лица их светились, словно подсолнухи. Когда они подошли, Кречет отпустил руку Любомиры и поклонился изваянию Перуна. Любомира поклонилась изваянию Макоши. Помолчали. Все четверо почему-то смущённо переглянулись, не зная, что сказать. Кашлянув, заговорил Добрыня:
– Всё ли добро у тебя?
– Добро, – отвечал Кречет. – Боги помогли нам. Добро ли в доме?
– А у жёнушки не успел поспрошать? – отвечал, улыбнувшись, вопросом на вопрос Добрыня. – Губы вона как покраснели… Аль малиной запачкал?
Любомира, улыбаясь, отвернулась. Кречет тоже смущённо заулыбался, подойдя к горбуну хотел было подать руку… Но вместо этого они крепко, по-мужски обнялись.
– Живы. И хорошо, – пробубнил Добрыня, пряча взгляд, – в дом идите.
Вскоре появилась детвора.