Я провожу рукой по лбу – он сухой. Верный признак того, что физическое похмелье вот-вот прекратится. Зачем-то трогаю сухой как у больной собаки нос, выдыхаю остатки дыма и возвращаюсь в зал огромной станции.
Выискиваю глазами к кому бы можно было обратиться еще. Раздражение обычными прохожими (этими пугливыми ланями) за последние полчаса достигло предела. Мне хочется попытать удачи с кем-нибудь в униформе.
Рядом с одним из многочисленных входов на железнодорожные пути сидит солидный японец в синей фуражке и синей же форменной одежде. Я подхожу к нему.
– Вы говорите по-английски?
Он отрицательно качает головой, даже не подняв на меня глаза.
Ну нет, так не пойдет. От тебя я не отстану.
Я скидываю рюкзак с плеч и ставлю его на некое подобие стола. Прямо перед служащим. Это заставляет человека в фуражке посмотреть на меня. Он принимается что-то мягко, но с нотками строгости в голосе, говорить. Я мотаю головой и пожимаю плечами: «Извини, друг, теперь я тебя не понимаю». Одновременно я роюсь в рюкзаке и извлекаю на дальневосточный (только не божий) свет блокнот, который подарил мне на день рождения Цервус. На обложке светловолосые мальчик и девочка с крупными (не узкими) голубыми точками вместо глаз приветливо машут рукой, позади них изображено некое подобие елей, две желтые пчелы и красуются четыре разборчивые надписи на понятных мне языках. Produced by Yogetsu. Bmlabo limited. Made in Japan.
Имейте потеху. Последняя фраза напечатана по-русски. Именно потеху я и имею. Вырываю чистый лист и, стараясь ровно выводить буквы, пишу: «Fuchu City». Секундное замешательство (чтобы еще такое прибавить?), и я ставлю в конце большой вопросительный знак. Сую бумагу служащему и вежливо снимаю рюкзак со стола.
Вежливо кивая головой, сверяясь с какими-то списками у себя и часто издавая горловые звуки, похожие на мягкий вариант неизвестного мне слова «Угхм», служащий выглядит как птица. Сходство настолько велико, что я неосознанно сую руки в карманы в поисках крошек какой-нибудь еды, мне хочется покормить несчастное, но милое животное.
Служащий что-то пишет и протягивает мне мой же листок с торопливо набросанными иероглифами. Непонятно.
Те первые два дня, что мы провели с Рейми, мы были вынуждены только таскаться за ней по Токио, в метро и на поездах JR. Мало что было понятно, а она только и делала, что молчала и отрицательно качала головой. В барах она не пила ничего алкогольного. Самым отчаянным ее поступком было то, что она поддалась нашим со Скинни уговорам нюхнуть Pöschl. То был вечер второго дня. Мы сидели втроем в тесной квартире Цервуса, мучаясь неловкостью, в которую нас вгоняла бессловесная и практически безучастная ко всему Рейми. Отчаянно соображали, как бы от нее избавиться. Мы со Скинни неторопливо пили французское вино, по очереди нюхая табак.
– Что же