Настало время, когда ей осталось только вспоминать. Видеть сына на сцене она больше не имела возможности. У нее вообще никаких возможностей не осталось. Теперь они встречались только дома, Лем ухаживал за матерью сам, Женя помогал. Марина Ильинична, после инсульта прикованная к постели, не утратила потребности в чтении. Держала перед собой на вытянутой руке книгу, и особых трудов ей стоило переворачивать страницы. До последнего дня она сохраняла ясность ума, тем трагичнее было ее затянувшееся прощание с утратившей хоть какой-то смысл жизнью.
Не умея избавить родного человека от пытки, наиболее остро ощущаешь свое тотальное безверие. Сентенции типа «бог тебя любит» сомнительны. Земной разум неспособен постичь, для чего дано это испытание. Ладно, оно дано тебе – допустим, для усиления человекости. Но для чего это испытание беспомощному старику, который не может себя защитить и уже ничего не сможет изменить, ответить невозможно. Медленное унизительное умирание – исчерпывающее доказательство ничтожности человека как вида. Облегчение от того, что отмучились оба – одна из уродливых гримас Судьбы. Единственный способ спасения ближнего показал кинорежиссер Михаэль Ханеке в шедевре «Любовь», но это нам не по силам.
Пережив смерть матери, а затем отца, Лем прогнозирует: «Ужасно боюсь, что и мне уготовано медленное угасание. От родителей я, скорее всего, унаследую еще и мучительную старость».
5. Инопланетное чудовище
Монолог главного героя. Про жизнь и смерть
– Я был в прекрасном месте, где меня не было, и вот меня извлекли оттуда и поместили туда, где я есть. Я не хотел рождаться, маме сделали кесарево сечение. У меня всегда было ощущение насильственности моего появления на свет. С первого писка началось сплошное насилие. Жизнь – гнет. И существительное, и глагол. Высшей мерой для меня стал приговор к жизни.
Март 2016 г.
1960 год. Фото из семейного архива.
Есть подозрение, что он родился в рубашке. Еще бы – судьба определила ему место в уникальной семье, обеспечив все условия для интеллектуального развития, свободы самовыражения, формирования актерской индивидуальности. Одарила благородным обликом, аристократической худобой, голосом необыкновенного тембра. Не говоря уже об ослепительном таланте, помноженном на одержимость актерским трудом. Но он с остервенением рванул рубашку, превратил ее в рубище. Нагородил на ровной дороге преград, накопал ям. Пустился в путь спотыкаясь и падая, чтобы, отталкиваясь от колдобин и кочек, взлетать ввысь.
То, что самая большая его проблема – он сам, Лем сообразил еще в колыбели. Его память с самого начала была специально устроена для собирания негативных впечатлений. Таково одно из самых первых воспоминаний детства. Малыш, закутанный