– Герои раскачивания чужой лодки, – с улыбкой сказал Илья.
– Жизнь – это борьба!..
Засмеялись. И отец Павел засмеялся.
– Жизнь – это любовь, с оговоркой: не в сексуальном варианте.
– Но ведь там Сахаров! – округлив глаза, воскликнула девушка.
– Под щитом водородной бомбы, – ставя чашку на стол, сказал юноша школьного возраста. – Мой дедушка академик. Физик. Он не раз говорил, что Сахаров с коллективом разработчиков водородной бомбы из кандидатов перешагнул в академики…
– Вот этого я не знаю. Но знаю, что и он защищал права не каждого человека… Не защищал же он права православных христиан в СССР.
Гости заметно заволновались, кто-то поспешно пережевывал пищу, чтобы высказаться, кто-то и вовсе перестал жевать. И лица как будто изменились – зарделись, а кто-то и побледнел. И заговорили как будто все разом – загалдели… Это был верный признак, что обсуждение вопроса началось. Теперь надо было вылавливать принципиальные разногласия и своевременно проводить коррекцию. В частности, спокойно убедить, что диссидентство сугубо еврейское движение, поощряемое каким-то крылом власти. Не прямо под руководством Кремля, но на поводке. И ехали евреи на обетованную землю, по надобности возвращались, а если кого-то притесняли – устраивали мировой протест… Диссиденты признавали работу на них, но не работали на чужих.
– Я протестую! Диссиденты – наши герои: Кузнецов, Амальрик, Сахаров, Боннэр, Буковский, Тельников!..
– Согласен, согласен! Герои определённой части российского еврейства. Но ведь тем самым они раскачивали устои государства. Я не характеризую коммунистический режим, но в общем государство не еврейское, так почему же мы в праве раскачивать и разрушать его?
– Я протестую! Есть общечеловеческие ценности!..
– Если общечеловеческие, то защищайте права и коренного населения…
И вот такое разбирательство могло продолжаться и полчаса, и час. Когда же уставали, когда надоедала говорильня, отец Павел легко перехватывал инициативу и убедительно доказывал, что все недоразумения, вроде прав человека, происходят из-за того, что нет веры, нет любви, и что, защищая права абстрактного человека, игнорируются и даже разрушаются права нации, народа.
Напрашивался логический вывод: не Богу служим, но выборочно человеку.
Логика отца Павла была проста: он разрушал барьер национального недоверия, чтобы с любой стороны увидеть и признать неправду. И барьер рушился. Еврею без обид и гнева – и без Бога – уже ничто не мешало принять православие.
И ехали не только «свои», потому что по Москве уже гулял слушок, что умный профессор – батюшка в церкви Петра и Павла, в двадцати минутах от окружной на электричке. А каков поп, таков и приход…
За два года отцу Павлу Калюжному удалось не только первый этаж усадьбы и храм обновить, организовать подсадку молодых деревьев, за эти годы он воистину собрал свой приход, добрую половину которого составляли