И Калюжный замолчал, внимательно наблюдая за скрытыми эмоциями подопечного.
Илья так и сомневался – до экзаменов, во время экзаменов и после экзаменов в ожидании результата.
Не обошлось и без курьёзов. Так у Лаврского духовника на исповеди-беседе, вздохнув, он даже с желанием признался:
– Знаете, владыка, пришел я сюда учиться по своему желанию. Но, с одной стороны, не верю в правильность решения, с другой – постоянно в сомнениях: родители хотели, чтобы я окончил аспирантуру и защитился, а меня отворотило от всего. Сомневаюсь в способностях своих на духовном поприще, сомневаюсь в полезности своей, сомневаюсь, если поступлю, по праву ли займу чьё-то место. Ведь у меня уже есть университетское образование. Сомневаюсь на каждом шагу, особенно, верно ли я определил свою дорогу в дальнейшую жизнь.
На этот раз духовник был рослый и тяжёлый, лет сорока монах.
– Э, брат, во-первых, я не владыка, не архиерей, а всего лишь грешный иеромонах, – басовито отозвался он. – А во-вторых, не сомневаются только дураки… Ты получил благословение от приходского батюшки?.. Получил. Не сомневаешься ли в том, что Господь наш Иисус Христос ради нашего спасения сошел на Землю, был распят на Кресте, погребён и на третий день воскрес в преображенном теле?.. Не сомневаешься. А не сомневаешься ли ты в своём личном бессмертии?
– В бессмертии души не сомневаюсь…
– Ну а преображенное тело после второго пришествия. А пока земля возвратится в землю… Например, ты поступил уже – в каком обличии тебе представляется будущее?
– Сомневаюсь в выборе… Прежде и поступить надо.
– Ты, наверное, и креста нательного не носил до последних лет. Вот тебя Господь для укрепления веры сюда и направил… Только не пытайся реформаторством заниматься…
– Каким реформаторством?
– Да это я так. Если желание такое появится, то и вспомнишь мои слова. А вспомнишь – беги ко мне…
Во время экзаменов и ещё произошло несколько оплошек, но это так, семинаристские мелочи.
Всё было сказано, заранее известно, но Илья даже представить не мог того, что оказалось в реальности. Общежитие без удобств и уюта, более того, без постоянного места для сна. Проходил определённый срок, и ты со своей скрученной постелью в обнимку тащился в другой конец секции или в другую секцию – и все они, секции, проходные; ни стола, ни полки для книг. После своего «дворянского кабинета», после домашнего уюта, с которым Илюша никогда в жизни не разлучался, семинарский быт воспринимался чем-то несносным и унизительным.
Не лучше дело обстояло и в общепите: излишняя по объёму, пища была малокалорийная и грубая. И опять же, после домашнего стола желудок отказывался переваривать «булыжники». Нередко одолевала изжога.
Лекции пошли регулярным косяком – и всё это новое, не университетское. Библиотека