Но в повседневности складывались такие условия, что наставник нередко уступал своим духовным детям – то позволял нарушить пост, то причащал неподготовленных к таинству, то благословлял читать в храме молитвы на русском языке. И такая верёвочка вилась и прививалась…
А однажды позвонил неизвестный человек. Сначала он начал восхищаться пастырской одарённостью отца Павла, затем вдруг укорил за Илюшу Крона и посетовал на нечестную игру – нельзя, мол, обманным путём уводить молодёжь в Христианство… Говорил он расплывчато, даже аморфно, и всё покашливал, всякий раз произнося: «Ай-яй-яй, как неразумно»… Наконец отец Павел, поняв, что разговор пустой и, кроме раздражения, ничего в душу не привносит, прервал говорящего:
– Простите, но это беспредметный разговор. Если вы желаете встретиться для беседы, оставьте номер вашего телефона, созвонимся и встретимся.
Оппонент молча прервал связь.
Были и ещё звонки молчания, случалось, хамские, но отец Павел не придавал им никакого значения. Тем более что в семье родился третий ребёнок – сын.
На последнем курсе Илье срочно предстояло решить вопрос о своём будущем. Родители хотели, чтобы сын окончил и академию, а в будущем занял бы кафедру в духовной школе или вузе. Сам он не мог определиться. В конце концов, уже после Пасхи, отправился за советом к своему наставнику, понятно, с ночёвкой.
За последние год-полтора отец Павел заметно отяжелел. То ли возраст сказывался, то ли отягощали пасторские и семейные заботы: обозначились мешки под глазами, седина, а внешняя строгость точно сковывала его. В те дни, когда навещал Илья, отец Павел расслаблялся, и даже улыбка, казалось, не сходила с его лица. А когда, уединялись за чашкой чая, он нередко жаловался и на паству, и на усталость, да и на благочинного.
Так было и на этот раз.
Они уединились в небольшой уютной комнате на первом этаже, рядом с кухней. Здесь был стол, несколько стульев, удобный диван – на диване, отдыхая, и беседовали. Давно не виделись.
– Илья Борисович, как хорошо, что ты приехал! – И отец Павел приобнял Илью за плечо. – Хоть отдохну.
– А что, очень уж тяжело?
– Да нет, всё по силе. Теперь у меня и диакон с опытом. И дома не загружен – так, свои дела. А вот тяжело. – Он помолчал, как будто что-то вспоминая с мыслью, а раскрывать ли тяготы и сомнения. Но тотчас же улыбнулся. – Знаешь, Илюша, с одной стороны я удовлетворён и даже рад, что ко мне идут и едут в основном молодые люди – у меня ведь каждую неделю крещение. Ради этого я и сан принял… Но насколько они упрямы со своей страстью авангардизма. Я и сам порой подпадаю под их влияние. Но это работа, это дело, воплощение идеи – этому надо бы радоваться… Вдвоём здесь надо, да организовать Богословские курсы для просветительства. Ах, как хорошо бы… Тяготит, Илья Борисович, и другое… Года полтора тому привезли мне из православной еврейской семьи юношу с шизофренией: помоги… И ведь так получилось, что уже после двухнедельных совместных молитв, всё