Даже из этого исходя, не следует превозноситься. Не лучше ли подумать и понять, за счёт чего такое превосходство. Да и превосходство ли?
– Евреи, Илюша, по природе своей модернисты, авангардисты, разрушители особенно чужих устоев и традиций. За что бы еврей ни взялся, он, прежде всего, смотрит, а как бы это дело перестроить под себя. Отсюда и революции, расшатывания государств, нравственности… и религии тоже: стоит еврею стать христианином, как уже скоро он предлагает реформу… И никто не знает, кому и когда пропоёт петух, – совсем, наверное, не к месту сказал Павел Осипович.
Встречи их как-то сами собой стали обязательными. Не всякий раз, но возникали споры – бунтовал Илья. Однако шло время, и он смирялся не только с Калюжным, но и с семинарией и семинаристами. И уже иначе оценивал бытовые трудности, воспринимая их, скорее, как испытание на прочность. Наверно под влиянием Калюжного и окружения к концу первого курса Илья заметно приободрился, повеселел, и уже можно было сказать – человек что-то понял. Он пел на клиросе – и это приносило ему утешение; алтарничал – и это вызывало восторг. Церковно-славянский язык он освоил так, что не раз подменял чтецов. В академическом храме.
Да только вскоре после экзаменов за первый курс при встрече Калюжный неожиданно сказал:
– Вот и у меня разрешилось… Летом рукоположат в иереи. Так что встречи наши будут перенесены в места пока неопределённые.
– Да ну! Не думал, что так скоро. – Илья растерянно улыбнулся, понимая, как будет ему не хватать рядом этого человека. Правда, и при такой новости он уже не думал о побеге из семинарии.
– Я, Илья Борисович, и так засиделся – десять лет багажом навьючивался. Надо ближе к приходу, к прихожанам… Воистину засиделся. Лекции для семинаристов – это не священство. Я даже устал – от лекций, от бесконечной дороги…
Невесёлый был разговор, хотя идею Павла Осиповича Илья понимал. Да и говорили об этом не раз: необходимы «свои» священники… Одно было не ясно – куда, на какой приход? Понятно – ближнее Подмосковье, в Москве Калюжный не хотел бы служить. Он уже не раз бывал у митрополита Ювеналия – и его высокопреосвященство обещал позаботиться.
И позаботился. Это было охраняемое государством поместье, понятно, пришедшее в крайний упадок. Небольшая церковь Петра и Павла внутри в сохранности, снаружи – советский образ. И барская усадьба в два этажа требовала капитального ремонта. Здесь при Советах размещался изолятор для душевнобольных. Лесопарковая приусадебная земля с елями и вековыми липами огорожена. Передавали церковь Патриархии с условием: ремонт производить по нормам реставрации, на приусадебной земле новое не строить, деревья не вырубать.
Рядом бывшее село, теперь посёлок со своей