– А что, пожалуй. Говорят же: вода мельницу ломает… А вы, Наташа, всё чем-то увлечены – читаете, пишите.
– Не в домино же играть! – И она добродушно усмехнулась. Щербатов уловил её добродушие: теплой волной омыло его грудь. – У нас в отделе редкие книги! – приходится даже прочитывать, не только просматривать, на какие-то издания писать развернутые аннотации.
Она говорила, но в то же время по комнате уже растекался запах заваренного чая, шипели и потрескивали колбаски с яйцом, и полуподвал уже не воспринимался гробовым подземельем.
«А ведь я обещал Анне Ивановне по выходе на работу дать ей деловой совет по их переселению. – И тотчас в голову как обух вломился: «А у Серёжи-то всё нутро отшибли». – Значит, били на убой».
И Щербатов помрачнел, и грудь как будто простудой сковало. Качнувшись, он прошел к Наташиному столику, минуту-две бессмысленно смотрел на книги и бумаги, а когда очнулся, отошёл от морока, то не нашел ничего лучшего, как взять принесённую им книгу и раскрыть наугад, но раскрылась она – на Благодатном огне. И чтобы справиться с нахлынувшими переживаниями, усмирить совесть, Щербатов повернулся к Наташе и сказал искренне:
– А ведь, правда, здесь, наверно, без дураков.
– Это вы о чём?
Щербатов прошёл и сел к столу:
– Да всё об этом, об огне… Раньше следовало бы знакомиться. Только ведь давать в общеобразовательной школе «истины» на предположениях, не проверенные, не доказанные – никак нельзя.
– Марксисты на этом и строят отрицания… Впрочем, давайте, Петр Константинович, перекусывать, иначе и аппетит не ко времени расстроим.
– Вы, Наташа, молодец, упредительны… А как ваш доклад прошёл?
– Доклад, что доклад – сколько их было. Всё ладно. – Не садясь, возле стола она трижды перекрестилась, и только после этого села, продолжая разговор: – Вы из записок игумена главное не воспринимаете. Это подробный документ образованного русского человека, побывавшего на Святой земле. Тогда ведь пешими шли – не прогулка при луне! А игумен Даниил на русскую землю впервые принёс Благодатный огонь. Это ещё и просветительский подвиг… Простите, я заговорилась. Остынут колбаски…
Однако и во время еды и чая они продолжали беседу, обмениваясь мнениями, всё больше отвлекаясь от личных дум, воспоминаний и забот.
– Что меня смущало при чтении, да и теперь смущает? – Щербатов снял пиджак, спросив разрешение, повесил на вешалку и только тогда попытался ответить на свой же вопрос, но сбился: – А что, Анна Ивановна вновь на дежурстве?
– Да. Это у нее на постоянной основе, знакомые, и работа у них такая…
– Что я хотел? Смущало, что… Люди есть люди и сегодня, и тысячью годами раньше. Могли же и тогда