«Видимо, фанатичка», – подумал он и легко взял себя в руки.
– Прости, Наташа, полемика идеологическая, а нам это ни к чему.
– Почему же, я верующая – мне это дорого, и я готова на любую полемику.
Щербатов совсем обмяк – способность подчинять своё настроение или состояние была отработана у него с юности, да и унаследована от родителей.
– Наташа, давайте ещё по полчашечки, – и добродушно улыбнулся. – Ведь всё равно вы мне не докажете, что Бог есть…
В ответ и она усмехнулась:
– Я-то докажу, а вот вы не докажете, что Бога нет.
– Какая же формула на этот счёт имеется?
– Евангелие вы и в руки не брали – это очевидно. Я назову современный пример, по-вашему «формулу»: схождение Благодатного огня на Гроб Господний в Иерусалиме, в субботу, накануне православной Пасхи. Что это, если не Бог?
– Знаю, знаю этот «огонь», в 1988 году появился для успокоения. Электроника работает: инопланетяне в «тарелках» летают, причем прилетают только в необходимое время – месяц, полгода покрутятся, надобность пропадёт – пропадают и «тарелки»; надо устрашить или отвлечь людей – вновь прилетят… Так и с «огнём», кампанию организовали, а для людей утеха. – И замолчал Щербатов, вполне довольный своим ответом.
– А ещё, ещё! – с усмешкой предложила Наташа.
– Достаточно этого! – Щербатов усмехнулся, в то же время лицо его болезненно перекосилось. – Который же час?.. – Оказалось четверть одиннадцатого. – С ума сойти! Наташа, мне четвертинку…
И пока Наташа делила таблетку, Щербатов вызвал срочное такси. Моросил дождь, Наташа надела плащ и вышла проводить Петра Константиновича.
Такси уже ожидало у подъезда.
Более недели Щербатов не появлялся и не звонил. Наталья Сергеевна успокоенно решила, что странный «роман» завершен, и вспоминала о Петре Константиновиче лишь в те дни, когда принимала обезболивающие четвертинки.
Больничный продлили ещё на десять дней, и она радовалась Бабьему лету. А выдалось оно на редкость солнечное, с холодными ночами, так что листья на деревьях скоро окрашивало яркой акварелью.
Утром, после завтрака, если не в храм, то шла она на старое городское кладбище, давно закрытое и теперь ожидавшее исхода определённого срока, чтобы его и вовсе ликвидировали для городских нужд. Здесь на одной половине возвышались вековые липы, на второй же половине – берёзы и клёны. Именно под клёном и была могила отца. Лишь по рассказам матери Наташа помнила его. Она и шла сюда не плакать, не благообразить могилу – всё это делала мать. Наташа шла, чтобы на коленях прочесть короткую молитву, а затем сидеть на скамеечке перед холмиком с крестом, слушать тишину и тревожный шелест деревьев, думать о жизни и смерти, любоваться красотой осени. О, эти бордовые листья, как ладони с разъятыми пальцами на длинных листоножках! Каждую осень они стоят у неё на столике, утешая в воспоминаниях. А здесь на вечном покое в окружении дорог и машин