– И в чем же?
– В Евангелии, в Завете жизни…
Наташа попыталась подняться со стула, чтобы взять Евангелие, но Щербатов остановил её:
– Не надо, Наташа, я не верю этому… Где-то там Библии, Торы, Кораны – ничему не верю. Только научная идея может вдохновить и увлечь меня.
– Вольному воля, – прикрыв глаза, Наташа улыбнулась. – А я на любые вопросы и сомнения нахожу ответы в Новом Завете. Там и Бог, и человек… А вообще, Петр Константинович, нельзя отрицать того, чего не знаешь. Наберись мужества, прочти, познай, подумай, а уж затем по уму делай выводы. А как же иначе?.. Коммунизм для вас был котом в мешке – вы никогда его не видели и не знали. Это называется утопией. В конце концов, сами же и взорвали, разрушили, чтобы вновь на разрухе извлечь личную выгоду…
– Не смей так говорить – кощунственно! – и нахмурился, как если бы в своём кабинете во время приёма посетителей.
Они уже давно съели колбаски с яйцом, выпили по чашке чая, и лишь тогда только Щербатов спохватился:
– А ведь я, беспамятная голова, что-то принёс к чаю – и забыл. – И он извлёк из портфеля какие-то сладости, какие-то ядрышки орехов, какую-то красную рыбу и ещё что-то. Но пока оба ничего не хотели. Они смотрели друг на друга, понимая, что оба намерены что-то сказать, о чём-то спросить, но не говорят и не спрашивают, как люди, кои и без того всё знают друг о друге.
«Почему, зачем он оказался здесь и что он от меня ждет?» – нередко задавалась Наташа безответным вопросом.
«Зачем я здесь, в этом подземелье – и что от неё хочу?» – в свою очередь спрашивал себя Щербатов и тоже не находил ответа.
– Наташа, ты для меня как дочь, – спокойно и даже взвешенно заговорил Щербатов. – Но я не могу понять, что нас свело вот так… случайно? Ведь что-то свело. И я понимаю, что должен сказать о себе… Ты, наверно, ждёшь, а я молчу… Ты знаешь о моей болезни, неизлечимой болезни. А вот о сроках не говорил – у меня мало осталось, меньше года. Даже язык не поворачивается говорить. – Щербатов распрямился, вздохнул, слегка откинул голову и, тихо постукивая пальцами по столу, молчал, как будто обдумывал это оставшееся «меньше года» время. – Дни мои предопределены…
И тихое молчание – о чем они думали?
– Я одно могу сказать, – очевидно, в напряжении заговорила Наташа и вновь на какое-то время замолчала. – Предопределять может только Бог… Издавна на Руси говорили: человек предполагает, а Бог располагает. Сама жизнь – свидетель: сколько сроков было отменено. – Она интонацией голоса выделила это «отменено». И тотчас как будто спохватилась: – Мне вот книгу недавно привезли: исцеления по молитвам святой праведной Матронушки. Я и сама еще прочесть не успела…
Она поспешно прошла в свой угол.
«Хромает», – впервые отметил Щербатов.
И всё так же поспешно возвратилась к столу.
– Значит, Матрёна и с того света