– Как скажешь, великий хан. Тебе виднее.
– Уверен, пожив в Орде, ты будешь покорнее своего отца. Испей-ка со мной кумыса.
Полуголая наложница наполнила хану и Василию пиалы. Князь благодарно выпил.
– Хорош кумыс, великий хан!
– Из молока лучших кобылиц! – с той же насмешкой взглянул хан на юного русича. – Может, и в веру мою перейдешь? Что скажешь, княжич?
Василий должен был играть свою тонкую роль, и он играл ее превосходно.
– Тут подумать надо, великий хан. Да и без воли батюшки в таком вопросе никак не обойтись. – Он даже развел руками. – Вот если батюшка прикажет…
Тохтамыш кивнул на рабыню.
– Я тебе жен и наложниц дам – сто или двести. Сколько захочешь.
Василий даже нахмурился:
– А не многовато ли? – он словно засмущался. – У нас так не положено, великий хан. Батюшка, опять же, заругает: скажет, ну и раскатал ты губу, сынка! Высечет еще за многоженство-то. До крови высечет.
Тохтамыш засмеялся, вслед за ним засмеялись и все татарские вельможи. То, что у русичей была только одна жена и они носились с ней как с писаной торбой, от всей души веселило мусульман татар. По полу они готовы были кататься и надрываться от хохота от этих чужеземных христианских порядков.
– Хитрец ты, князь Василий! – насмеявшись, изрек Тохтамыш. – Многому в Орде научился! Изворачиваться в том числе. Ты мне нравишься, клянусь Всевышним.
– Всегда готов услужить тебе, великий хан, – низко поклонился княжич Василий.
– А теперь пригласите моих танцовщиц! – потребовал хан. – И пусть музыканты играют громче! А то кроме брани и гогота я уже ничего не слышу.
…Вот тогда Василий и увидел ее – ту танцовщицу в прозрачном газе. Она с такими же невольницами танцевала перед ханом и его окружением, среди которого оказался и Василий Дмитриевич. Гремели бубны, заунывно пели духовые. Хитрый Тохтамыш, все подмечавший, сразу увидел, как загорелись глаза юноши при виде именно этой танцовщицы, выступившей вперед. Все они были в газе, через который легко читались их стройные и подвижные тела. Прозрачные рубахи и открытые под газом лифы, едва обрамлявшие молодые груди, с украшениями и бахромой, шальвары, затянутые на лодыжках, браслеты на подвижных руках, голые животы, которые персидские поэты сравнивали с луной. Наложницы так извивались во время танца, что у мужчин сердца начинали биться в два раза чаще, словно впереди их ждала кровавая битва.
– Ну что, великий княжич, – отпивая из кубка вино, спросил Тохтамыш, – не забыл наш с тобой давний разговор? Тогда ты еще мал был, а теперь повзрослел. А говорил я, что наступит день и час, когда ты сам попросишь меня подарить тебе лучшую из моих наложниц. Помнишь?
– Помню, великий хан, – с трудом проглотив слюну, ответил Василий.
– Ты достойно выиграл поединок и можешь получить достойную награду. Хочешь получить ее?
Сердце четырнадцатилетнего Василия