– Да. Домой.
– Я с тобой.
– Нет, Финн, – остановила я его. В его глазах блеснул огонек надежды, что я все же передумаю. – Прости, но мне сейчас нужно побыть одной, – я взялась за ручку двери, но не открыла машину.
Финн, казалось, был расстроен моим решением.
– Я думал, что тебе нужна поддержка.
– Позже, Финн, – пришлось с усилием заставить себя улыбнуться. – Не сейчас…
– Ладно, – пожал он плечами и, обогнув машину, подошел ко мне впритык, а после потянулся, чтобы поцеловать. Я подставила щеку, как бы намекая, что сейчас отказываюсь от чего-то нежного с его стороны. Мне правда было плохо, и хотелось, чтобы Финн не наседал слишком уж сильно. – Позвонить тебе вечером?
– Я сама тебе наберу, – сказала я Финну и, сев в машину, помахала ему.
Парень сунул руки в карманы брюк, поправил лямку от портфеля и зашагал прочь, к машине Теодора, у которой уже ворковали они с Лией.
А я, заведя мотор, стартовала с парковки так резко, что позади шин остался лишь легкий дым. Правда ехала я все равно медленно, практически держа одну и туже скорость. Глаза наливались горькими слезами, а горло будто бы сдавливала чья-то сильная рука.
Мне было грустно от того, что жизнь прекрасного человека может вот-так вот оборваться. По щелчку пальца.
Раз – и его нет.
С такими грустными мыслями я доехала до дому и припарковавшись, еще какое-то мгновение сидела в салоне. Пыталась успокоиться, вытереть слезы, которые градом лились по румяным щекам.
В моменты проблесков сознания я погружалась в воспоминания о самых ярких мгновениях детства, связанных с Гансом. Поразительно, как горе способно оживлять прошлое, которое когда-то казалось самым ужасным событием на свете. Будучи маленькой, я думала, что проводить рождественские выходные со сводным братом – это наихудшее, что могло случиться в моей жизни. Даже самый лучший подарок, который мне дарили родители, не вызывал такого трепета. Признаться самой себе, подарок Ганса всегда был хуже, но он не унывал и никогда не пытался мне навредить.
Он терпеливо сносил все мои выходки и неизменно приходил на помощь, когда я в ней нуждалась. А я вела себя отвратительно, просто по-свински. Ужасно и недостойно младшей сводной сестры, которая постоянно пыталась досадить ему из-за своей эгоистичной натуры. Ганс, несмотря на острые ножи моего характера, всегда был готов подставить свою спину, лишь бы я оставалась невредимой.
Мы не были кровными родственниками, но Ганс всё равно считал меня своей сестрой, хотя на людях и показывал обратное, делая вид, что это самое ужасное событие в его жизни. Это осознание пришло ко мне только сейчас, когда я утопала в горе и захлёбывалась собственной желчью.
Домой я зашла неслышно. Приняла ванну, практически ничего не ела. Мама тихо сидела в комнате и листала старый альбом, на фотоснимках которого мы, как казалось, были самой счастливой семьей.
– Мам? – тихо позвала я ее.
Она подняла свои заплаканные глаза и жестом позвала меня к себе.
– Иди сюда, Маш, – так она