Некрас в последнее время стал весь дерганый, чуть что, сразу озирался и прислушивался, затаив дыхание, если поблизости кто заводил разговоры о ведьмах. Особенно он опасался, что жена докопается до истины, и при этих мыслях его бросало в холодный пот. Частенько он ловил на себе ее подозрительный взгляд и потому предпочитал задерживаться в лесу на охоте, чем лишний раз попадаться на глаза. Когда он забирал к себе Мару, то не подумал о последствиях.
Как-то вечером они с соседом готовили телегу, чтобы на следующий день отправиться в город. Погружая сложенные подушки и прочее, старый Емеля завел разговор:
– Молва пошла, что ведьма та была непростая. Помнишь Марфу?
Некраса чуть не прихватило, а мимо как раз проходила Мара, выполняя очередное задание от Агафьи, несла пустые кринки в избу. Девочка с того момента, как поселилась у Некраса, стала неразговорчивой, боясь лишний раз прогневить Агафью или Боянку. А тут, услыхав знакомое имя, повернулась:
– Няня.
– Няня? Я говорю – Марфа! – удивился Емеля.
– Ма-фа баба, – продолжала Мара.
Дрожащими руками Некрас вытер рукавом со лба капельки пота и решил вторить своей жене:
– Чего слушать ребятенка? После наших болот и не такое сказанешь.
Емеля, к счастью Некраса, на слова девочки не обратил внимания и продолжил нагружать телегу. И так каждый раз: если при Маре заходила речь о случившемся в лесу и та упоминала родителей или бабушку, приемные родители выставляли ее как чудаковатого ребенка. Через некоторое время Некрас смог наконец вздохнуть спокойно: кто-то из вернувшихся дружинников проболтался о событиях того дня, и, с его слов, у Ярославы детей не было. Но для верности Некрас с женой часто твердили Маре, что все о своих родных она выдумала, а истина была в том, что ее просто бросили на болоте. Агафья больше не сомневалась в правдивости слов мужа, поэтому пригрозила девочке наказанием, если та будет лишнее болтать.
Прошло время, прежде чем Мара снова повеселела и стала разговаривать. Да только с приемной семьей особо не поговоришь. Она завистливо поглядывала на деревенских ребятишек, когда те затевали детские забавы. Мара сначала робко, потом смелее со всеми стала здороваться и пыталась подружиться с детворой. Но делать девочку счастливой в планы Агафьи не входило, да и последние событие добрее ее не сделали.
Фроська как-то ушла с утра за водой да так и не вернулась. Как выяснилось позже, она сговорилась с женихом, и тот упер ее вместе с ведрами и коромыслом, не соблюдя договор между их родителями.
Безутешная мать решила отыграться на приемыше. И всякий раз, завидев Мару играющей с кем-то, отчитывала ее при всех, называла ленивой и заваливала дополнительной работой.
Единственным, кто проникся к девочке, был Некрас. Он изредка